Но тишина не была полной, просто отсутствовали какие-либо отдельные звуки. А потом выделился звук, такой слабый и убаюкивающий, как тихое жужжание. Невнимательный человек мог принять его за колебание воздуха.
– Динамо-машина, – сказал Святой, открыл дверцу автомобиля и вышел на дорогу.
Патриция схватила его за руку:
– Куда ты, Саймон?
В темноте сверкнула белозубая улыбка.
– Собираюсь полюбопытствовать. Возможно, это просто обычный гражданин запустил динамо-машину, чтобы в доме было электричество, – хотя она звучит гораздо мощнее, чем динамо-машины в домашних электростанциях. Неужели обыватель использует динамо-машину для получения таких мощных электрических разрядов, чтобы доставить удовольствие своим деткам? В последнее время жизнь стала совсем скучной, но кто знает...
– Я пойду с тобой.
Святой нахмурился. «Патриция Хольм, – любил повторять он, – ежедневно с того самого дня, как мы познакомились, прибавляет мне два седых волоса в голове». Еще с той первой встречи в Девоншире и последующих напряженных дней, когда они вместе охотились за человеком по кличке Тигр, Святой вынужден был признать: уберечь эту девушку от неприятностей – занятие безнадежное. И сейчас он даже не пытался отговорить. Она сама была себе законом. Она обладала такой удивительной храбростью, о которой любая другая девушка и мечтать не могла, храбростью такой неистовой и прекрасной, что Святой считал: ей следовало родиться мужчиной, если бы она не была так парадоксально женственна. Словом, она была Патрицией Хольм, и все тут...
– Хорошо, детка, – беспомощно согласился Святой.
Она уже стойла рядом с ним. Пожав плечами, Святой сел на водительское место и отогнал машину на несколько ярдов с таким расчетом, чтобы ее габаритные огни не были видны из дома. Потом он присоединился к Пат, стоявшей в начале аллеи.
Они вместе пошли к дому. Тот стоял за забором в саду, густо засаженным деревьями. Святой осторожно обследовал калитку, нашел сигнальное устройство, опытной рукой отключил его, а потом отодвинул засов и впустил Патрицию. С этого места, глядя вверх, они могли видеть в окне верхнего этажа пробивающийся сквозь шторы странный холодный мерцающий свет.
Фасад дома оставался темным, а окна закрыты, к тому же они наверняка были оборудованы сигнализацией.
Святой не пытался вскрыть ни одно из окон, поскольку у него с собой не было инструмента. Относительно дверей он знал, что парадная несомненно прочна, а вот задние часто легкоуязвимы, ведь разумно мыслящий и добропорядочный домовладелец не мог и представить себе, что первоклассный грабитель решит воспользоваться ходом для прислуги. Соответственно, Святой направился вокруг дома, Патриция – за ним.
Они двигались по траве, все еще влажной как губка от дождей, непрерывно ливших последние шесть дней. Жужжание динамо-машины теперь слышалось отчетливо, одновременно стал слышен и шум мотора, ее вращавшего. На мгновение им показалось: шум идет откуда-то прямо из-под ног.
Потом они повернули за угол дома, и Святой остановился так неожиданно, что Патриция оказалась впереди на пару шагов.
– Интересно, – прошептал Святой.
При дневном свете все имело бы совершенно обычный вид. Во многих загородных особняках есть оранжереи, и вполне допустимо: садовод-энтузиаст пристроил к дому теплицу в двадцать пять ярдов длиной и такой высоты, что над головой даже у высокого человека оставалось фута четыре свободных.
Но оранжерея, ярко освещенная в половине двенадцатого ночи, – зрелище необычное. А проницательному человеку, такому, каким был Святой, случай представлялся еще более экстраординарным: дары природы, ради которых устраивалась столь яркая иллюминация, оказались сокрыты от глаз внешнего мира плотными занавесями, задернутыми за стеклом.
Саймона Темплера не нужно было уговаривать попытаться поглубже проникнуть в эту тайну. Он бесшумно приблизился к месту, где между занавесями светилась щель шириной дюйма в два. Девушка шла рядом с ним.
Вдруг он почувствовал, что Патриция Хольм сжала его руку своими слегка дрожащими руками.
В интерьере оранжереи отсутствовали горшки и вазы – четыре пятых ее пространства оставалось пустым. Пол был грубый цементный, по бокам приподнимавшийся фута на три, с желобом для стока воды. В дальнем углу оранжереи был привязан настоящий живой козел.
