Святое дело - страница 27

Обычно по утрам и вечерам ущелье заполнялось густым туманом. Все тогда мерещилось громадным и бесформенным: серые фигуры людей напоминали водолазов в неуклюжих доспехах, серые, застывшие угловатыми обломками скалы — танки.

В ясные ночи, когда лейтенант, лежа на спине, смотрел в небо, вдруг начинало казаться, что он на дне реки и высоко на зеркальной поверхности плавают горящие угольки звезд. А то казалось наоборот: будто лейтенант с неба глядится в реку, видит отраженные звезды, сквозь прозрачную толщу воды пробивается со дна отблеск древнего бронзового якоря. Якорь занесен илом, торчит одна обломанная лапа, как рог луны.

Только не часто приходилось лейтенанту любоваться небом. В первые сутки выбыло из строя одиннадцать, на следующие — пять, на третьи — еще два бойца. Боеприпасы и съестное завезли с запасом: на тридцать три человека. Уже назавтра один мог есть за троих, потом — за пятерых, а там не за кого и некому было есть. Только оборону держать обязаны были все тридцать три, живые ли, мертвые, — вся рота.

Начальник штаба полка, направляя лейтенанта в роту, предупредил:

— Придется тебе за папу и за маму. Ни одного офицера там не осталось. Спасибо, тебя прислали. Большой выпуск на курсах?

— Порядочный.

— Куда их всех девают?

Начштаба отлично знал, куда «девают» молодых лейтенантов, знал и куда они потом «деваются», молодые и старые.

Лейтенант был свежеиспеченным, но уже повоевал. Начинать офицерскую службу с командования ротой, конечно, многовато, но у начштаба другого выхода не было.

В М. поезд в конце концов пришел под утро. Над землей парил легкий туман, скрадывал неприютность пустоглазых стен вокзала, клубился вокруг продырявленной чудом устоявшей водонапорной башни. Верхушка башни тускло розовела в лучах занимающегося дня, словно освещенная отблеском пожара, и туман казался дымом на неостывшем пепелище.

Следуя фанерному указателю, лейтенант направился было в комендатуру, но вспомнил, что отмечаться полагается не в железнодорожной, а в городской комендатуре, и, постояв немного в раздумье, повернул обратно.

Не терпелось скорее добраться до заветного места. В полевой сумке хранилась топографическая карта еще с пометками начальника штаба полка: коричневый маршрут и красная подкова с зубцами поперек ущелья. На оборотной, белой стороне карты простым карандашом лейтенант составил когда-то список своей роты.

На карте М. размещался в самом углу, и то не, полностью, железнодорожная станция попала на смежный лист карты, которого у лейтенанта не было.

Горы обступили М. с трех сторон, до них километров десять. На карте видно, что железная и автомобильная дороги пересекаются неподалеку от тоннеля через горный хребет, ущелье расположено восточнее тоннеля, и лейтенант решил отправиться по железнодорожному полотну до переезда, а там свернуть налево и идти вдоль крутых горных склонов до ущелья. Маршрут, наверное, не самый короткий, но надежный: не заблудишься. Спрашивать у случайных людей дорогу почему-то не хотелось. Лейтенант ни с кем не мог поделиться своей болью, ни на кого не мог переложить своей нелегкой доли единственного свидетеля подвига и смерти стрелковой роты.

Рельсы и шпалы были новыми. Подорванные куски прежних рельсов, причудливо изогнутые тротилом, валялись вблизи насыпи. Попадались и обломки шпал, тем чаще, чем дальше удалялся лейтенант от города. Лейтенант слышал, что немцы, отступая, сцепляли два паровоза и специальным крюком разрывали шпалы пополам, а рельсы калечили взрывчаткой.

Встретилось несколько могил, одиноких и братских. В братских, судя по надписям, покоились безыменные солдаты и офицеры такого-то полка, такой-то дивизии или такой-то армии.

Мала площадь надгробных плит, чтобы вписать имена всех павших солдат. О книге истории и говорить нечего. Там едва умещаются в тесноте лишь фамилии виднейших полководцев. И памятники великим полководцам ставят персональные. Ни в одной стране нет монументов неизвестным полководцам, только — неизвестным солдатам.

Немыслимо, конечно, сложить песни обо всех героях-солдатах, но каждый честный воин, что погиб за правое дело, вправе рассчитывать если не на бессмертие, то, во всяком случае, на обычный могильный знак с именем, с фамилией; на традиционную человеческую дань, последнюю дань неживому от живых.