Он сразу вспомнил часового в военкомате: «Цыпленок». Цыпленок! Жалкий, растерянный, перепуганный цыпленок!
И когда наконец сознался в собственной трусости, схлынула ярость, отступил страх, а на смену пришло то единственное, что могло сделать все, что еще возможно было сделать в сложившихся обстоятельствах. Это единственное называлось хладнокровием. Хладнокровием воина, ибо лишь с этой минуты Ширшов стал солдатом.
Он услышал странные звуки, схожие с мычанием глухонемого, бросился к Богаткину и увидел натужно искривленный рот. Глаза встретились с мутным, измученным взглядом. Виктор схватил флягу с водой и приставил ко рту, но голова контуженого тряслась, а когда все же удалось влить несколько глотков, Богаткина стошнило. Но все-таки ему стало чуточку легче. Виктор помог забраться на сиденье: так не мутило.
Старший лейтенант Ивлев еще дышал, под комбинезоном редко-редко подрагивало сердце; он был ранен в голову и левое плечо. Виктор, как сумел, перевязал старшего лейтенанта и поднялся к Тихонову.
Никита Тихонов был мертв. Виктор с трудом снял его с ограждения и спустил вниз, затем снова попытался привести в чувство командира, но безуспешно.
Дорога пошла по лесу, и в машине стало еще темнее.
Виктор стал обдумывать, как действовать дальше. Мысль снова возвратилась к самоубийству. Но тогда следовало застрелиться и Богаткину. И кончить старшего лейтенанта Ивлева, чего Виктор уже никак не мог сделать. Не мог и бежать, бросить товарищей.
Стало немного светлее, лес редел. Скоро не останется никакой надежды.
Богаткин приходил в себя. Вряд ли он понял ситуацию, но обратил внимание, что не светятся контрольные приборы, и нажал на кнопку включателя массы.
«Двигатель! — озарило Виктора. — Завести двигатель и рвануть назад. Вперед! Назад! Любым способом освободиться от буксирного троса и — пошел, пока хватит горючего и снарядов!»
Лишь сейчас он вспомнил о пушке. Но прежде попытался включить зажигание и запустить двигатель. Сделать это не удалось: что-то оборвалось, замкнуло, испортилось.
Клин затвора был опущен. Виктор заглянул в ствол и увидел прямо перед собой черную башню в пыльном багровом мареве. День кончался.
Снизу потянули за комбинезон. Богаткин жестом показал, что надо открыть нижний люк. Очевидно, начал соображать по-настоящему и разобрался в обстановке.
Они открыли люк; в машину ворвалось облако пыли. Виктор подтянул к отверстию старшего лейтенанта и, предупредив Богаткина, возвратился к пушке. Резким движением вогнал патрон; затвор со звоном выскочил вверх и запер ствол. Не глядя в прицел, нажал локтем рычаг спуска. Раздался выстрел. Снаряд врезался в башню немецкого танка, и она скатилась, как каска с головы убитого. Ударная волна встряхнула машину, тридцатьчетверка остановилась.
Виктор успел подумать, что конвой наверняка выбыл из строя. Те, кто сидели в танке, и те, кто могли быть снаружи, уже не опасны.
Оставив нижний люк, стал откидывать передний. Он поднял тяжелую плиту, вылез и закрепил ее.
Старшего лейтенанта Ивлева, недавно, всего несколько часов назад, такого сильного и ловкого, а теперь совсем беспомощного, удалось протащить сквозь квадратное окно люка с величайшим трудом.
Виктор помог выбраться Богаткину, а сам обратно проскользнул в рубку, забрал у Тихонова бумажник с документами, неловко ткнулся губами в холодеющую щеку и, закрыв надежно передний люк, протиснулся через дыру под днище.
Немецкий танк дымил, из развороченной кормы вырывались желтые языки огня.
Вокруг никого не было — только лес и срезанные березовые ветки на дороге.
Взвалив старшего лейтенанта на плечо, Виктор бегом ринулся в чащу. Богаткин едва поспевал за ним.
Позади раздался приглушенный взрыв и следом за ним еще, несколько погромче. В танке рвались боеприпасы.
Старший лейтенант изредка постанывал, но по-прежнему был в беспамятстве. Главное, что он жил.
Они понесли его вместе, но контуженый Богаткин скоро сдал. Виктор опять взвалил командира на плечи и продирался в лесную глушь, пока вконец не выбился из сил.
В беззвездном небе отсвечивали заревом тучи. Ни взрывов, ни выстрелов не было слышно. Танкисты продолжали идти, время от времени останавливаясь перевести дыхание. Остановки делались все чаще и продолжительнее.
