— Вам нездоровится, милорд? — спросил он с тревогой.
— Нет. Что вы хотели сказать?
— Мистер Харкорт свидетельствует свое почтение, милорд, и сообщает, что мы у входа в Драконью Пасть. Ветер свежий норд-тень-ост. Мы сможем войти в пролив, как только рассветет, милорд. Якорь бросим в Порт-оф-Спейне в две склянки послеполуденной вахты, милорд.
— Спасибо, мистер Джерард. — Медленно, с усилием произнесенные слова звучали холодно. — Передайте мистеру Харкорту мои приветствия и скажите, что я со всем согласен.
— Есть, милорд. Поскольку это первый заход вашего флага в Порт-оф-Спейн, то надо обменяться салютами.
— Очень хорошо.
— Губернатор стоит выше вас по рангу, милорд, так что первый визит за вашей милостью. Прикажите его известить?
— Спасибо, мистер Джерард. Буду премного обязан.
Это пытку еще предстоит вынести. Надо привести себя в должный вид — нельзя выходить на палубу немытым и нечесаным. Никуда не денешься — надо бриться и слушать болтовню Джайлса.
— Пресная вода, милорд, — объявил Джайлс, внося дымящийся котелок. — Капитан разрешил, все равно мы сегодня заправляемся водой. Каким наслаждением, какой светлой радостью было бы в иных обстоятельствах умыться пресной водой — но он не радовался. Радостно было бы стоять на палубе, покуда «Краб» проходит Драконьей Пастью, разглядывать незнакомый пейзаж — но и это не утешало. Радость могли бы доставить чистое белье и даже жесткий крахмальный галстук, даже лента, звезда и шпага с золотым эфесом. Как радовали бы его тринадцать залпов с берега и ответные выстрелы «Краба» — но радости не было, только мучительная мысль, что никогда больше пушки не будут палить в его честь, что никогда команда не вытянется по струнке, провожая его с корабля. Все равно, нельзя раскисать. Надо расправить плечи и ступать твердо. Он даже заморгал, удерживая слезы — он не расплачется, словно сентиментальный французишка. Небо над головой было синее-синее — лучше б ему быть черным. Губернатор оказался грузным генерал-майором, тоже при орденской ленте со звездой. Всю официальную часть он простоял навытяжку и расслабился, стоило им остаться наедине.
— Отлично, что вы к нам заглянули, милорд, — сказал он. — Прошу садиться. Надеюсь, в этом кресле вам будет удобно. Херес вполне сносный. Налить вашей милости бокал?
Не дожидаясь ответа, он налил.
— Кстати, милорд, слышали новость? Бони преставился.
Хорнблоуэр остался стоять. Он собирался отказаться от хереса — губернатор не стал бы пить с уличенным лжецом. Теперь он с размаху сел и машинально взял предложенный бокал. В ответ на сообщенную губернатором новость он только крякнул.
— Да, — продолжал губернатор. — Умер три недели назад на острове св. Елены. Там его и похоронили. Вам дурно, милорд?
— Ничуть, спасибо, — отвечал Хорнблоуэр.
Прохладная затемненная комната плыла перед глазами. Придя в себя, он вспомнил святую Елизавету Венгерскую. Вопреки строгому запрету мужа, она несла бедным еду — полный фартук хлеба — и муж ее заметил.
— Что у тебя в фартуке? — спросил он.
— Розы, — солгала святая Елизавета.
— Покажи, — приказал муж.
Святая Елизавета развернула — полный фартук роз.
Жизнь начинается снова — подумал Хорнблоуэр.
