— Вот так и живем, уважаемая коллега, — промолвил хозяин, высокий старик с военной выправкой и интеллигентным лицом, усаживая Нину за обеденный стол в большой комнате и наливая ей чаю в чашку из тонкого до полупрозрачности фарфора с нарисованными внутри гроздьями сирени. — Значит, Вы интересуетесь моим отцом? Что ж, я Вам о нем расскажу. Только прежде позвольте полюбопытствовать: зачем Вы хотите о нем узнать?
Нина растерялась. Что же ему сказать? Признаться в том, что она намерена написать о старце Николае статью или даже целую книгу? Но еще вопрос, как отнесется к этому его сын. Может, он воспротивится этому и не расскажет Нине о своем отце? Тогда с мечтами о писательской славе придется расстаться… А что, если сказать Владимиру Николаевичу только часть правды? В конце концов, подобное объяснение вряд ли окажется ложью — ведь отец Александр и впрямь интересуется судьбой старца Николая…
— Видите ли, — сказала Нина Сергеевна, — у меня есть знакомый священник. Между прочим, бывший врач. Недавно его назначили настоятелем Успенской церкви. Вот он и интересуется ее историей, судьбами тех, кто в ней служил. А так как сейчас он занят ремонтом церкви, то поручил мне собрать сведения о Вашем отце, старце Николае Попове.
— И что Вы уже успели о нем узнать? — поинтересовался Владимир Николаевич.
— Немного, — честно призналась Нина. — Мне о нем одна старая прихожанка рассказала: как он в лагере сидел, как его за правду гнали, каким он был подвижником…
И Нина Сергеевна с увлечением принялась пересказывать Владимиру Николаевичу все, что услышала от встреченной на кладбище старухи. Увы, увлеченная рассказом, она не замечала, как на лице старого врача приветливая улыбка сменялась настороженным выражением. И как он помрачнел, услышав историю о покупке отцом Николаем стиральной машины и ее последствиях. Увы, слишком часто люди, слушая самих себя, не замечают того, что творится вокруг. А окажись они немного наблюдательнее… Впрочем, кто из нас может похвалиться этим?
— Это все, что Вам известно о моем отце? — спросил Владимир Николаевич, когда Нина смолкла.
— Да.
— Что ж, теперь я Вам о нем расскажу, — сказал старый врач. — Потому что я хочу, чтобы Вы знали о нем правду.
* * *
— С чего бы начать? — с этими словами Владимир Николаевич огляделся по сторонам. — А вот — видите эту картину? Да-да, где зимняя деревня нарисована. Это у нас, в Л-ском районе, деревня Суземье. Вот там и родился мой отец. Отец его, Иван Попов, мой дед, был крестьянин, скажем так, зажиточный: имел в селе лавочку, сам в нее товар из города привозил, сам им и торговал, причем, по воспоминаниям старожилов, торговал честно. А сыновей своих: старшего — Алексея и младшего, Николая, себе в помощники готовил. Поэтому отдал их учиться в местную церковную школу: ведь неграмотный торговец — никудышный торговец. В той школе Закон Божий преподавал местный священник. Приметил он, что Коля, младший сынишка лавочника, паренек смышленый, знания на лету схватывает, и посоветовал его отцу:
— А что б Вам, Иван Демьянович, своего Колю в гимназию не определить? С такими способностями он далеко пойти может. Учителем станет или врачом. А, сам знаешь, что учитель или врач на селе — первые люди. Опять же, и тебе почет будет, что такого сына воспитал!
Подумал-подумал Иван Попов, прикинул выгоду — и отвез младшего сына в Михайловск, в гимназию. А закончив ее, поступил Николай в учительскую семинарию и был там одним из первых учеников. Советовали ему дальше учиться, да он отказался: мол, хочу ближним послужить, нести им, так сказать, свет знаний. Тогда послали его учителем в деревню Щелье (это там же, в Л-ском районе). А в тамошней школе была молодая учительница рукоделия, из бывших епархиалок[27], дочь местного священника. Звали ее Анной. Это была моя мама.
Владимир Николаевич поднялся и ушел в соседнюю комнату. Он вернулся оттуда, держа в руках альбом в темно-зеленом коленкоровом переплете. Перевернув несколько страниц, положил альбом перед Ниной:
— Вот мои родители вскоре после свадьбы. Взгляните.
Со старинной фотографии на Нину смотрели молодой светловолосый мужчина в костюме и юная девушка в светлой кофте с пышными рукавами и небольшой брошью на вороте. Казалось, они с радостью и надеждой вглядывались в расстилавшийся перед ними жизненный путь, еще не ведая, сколько горя он им сулит…
