В таком случае, отчего бы не рассказать ему, что она ищет здешнюю церковь? Или все-таки лучше смолчать? Ведь тогда Нине придется открыть Павлу Ивановичу свою тайну: она — верующая. А это небезопасно. Вон какие неприятности были недавно у пятикурсницы из мединститута, вышедшей замуж за дьякона! Девушку тут же исключили из комсомола, а потом склоняли и спрягали на всех собраниях. Поговаривали, что ей грозит отчисление из института. И хотя этого все-таки не случилось, новоявленная матушка-дьяконица вдоволь хлебнула горя… Хотя Павлу Ивановичу можно довериться… Или не стоит до поры посвящать его в свою тайну? Пожалуй, что так…
Похоже, Павел Иванович был огорчен тем, что так и не дождался от Нины ответа. Проследив за тем, как она растапливает печку и напомнив о том, что вьюшку следует закрывать лишь после того, как дрова хорошенько прогорят, он отправился восвояси. А Нина раскрыла молитвослов и принялась читать молитвы на сон грядущий: «…мирен сон и безмятежен даруй ми…» Однако то, что пригрезилось ей в ту ночь, нельзя было назвать иначе как кошмаром.
* * *
Нине снилось, будто она бредет по бескрайней пустынной равнине, небо над которой было серым и бессолнечным, словно в стране мертвых из какой-то давным-давно читанной ею сказки. Путь казался бесконечным, превосходящим ее силы. Но Нина все-таки шла вперед. Потому что знала — где-то там, в самом конце этого таинственного странствия, ее ждет отец Илия. Кто, как не он, способен рассказать Нине правду о том, кто его убил, и назвать имя своего убийцы? Она должна узнать правду. И она непременно узнает ее…
И вдруг вдалеке на горизонте появилась высокая, сутулая фигура. Она с нечеловеческой стремительностью приближалась к Нине. Откуда здесь взялся Павел Иванович? Впрочем, разве это так важно? Главное, что ей больше не придется идти одной. Рядом с ней будет надежный друг.
Главный врач приветливо улыбался Нине и махал ей рукой, словно желая сообщить что-то важное. Но вдруг на ее глазах улыбка сменилась хищным звериным оскалом, лицо Павла Ивановича вытянулось и покрылось косматой серой шерстью… и вот уже над сомлевшей от ужаса Ниной, ощерив острые клыки и злобно рыча, вздыбился огромный волк. Она закричала — и проснулась. Вслед за тем из-за двери до нее донесся звук чьих-то поспешно удаляющихся шагов. Похоже, ее кошмарный сон продолжался наяву.
Остаток ночи перепуганная Нина просидела на кровати при свете лампочки, боясь шевельнуться. И даже когда ее комнату осветили яркие лучи утреннего солнца, она долго не решалась выйти из комнаты, опасаясь увидеть в полутемном коридоре что-нибудь кошмарное. Однако нашла под своей дверью всего-навсего очередную записку.
Да, это был всего-навсего клочок бумаги, свернутый в трубочку. Тем не менее Нина боялась поднять его с полу. Наконец набравшись смелости, она подняла и развернула записку.
На сей раз эпистола состояла не из одного, а из двух слов:
«Берегитесь его!»
* * *
Нина несколько раз перечитала записку. Потом сравнила ее с первой. Судя по всему, их писал один и тот же человек. Мало того, он пользовался одной и той же ручкой и мятыми бумажными листками, явно вырванными из школьной тетрадки в клеточку. Экий никудышный конспиратор!
И все-таки этот человек следит за Ниной. Точнее, не только за ней. Ведь очередная записка под дверью появляется после того, как к ней приходит Павел Иванович. Значит, он следит за ними обоими. Но с какой стати ему это нужно?
В этот миг Нине вспомнился допрос, который учинила ей медсестра. «А муж у вас есть?» Что ж, в таком случае легко установить и личность шпиона, и причину, по которой он занялся слежкой. Это же ревность, банальная ревность недалекой женщины, интересы которой ограничиваются лишь кухней и кроватью. Она приняла Нину Сергеевну за соперницу, поскольку наверняка сама спит и видит, как бы… обольстить Павла Ивановича. И теперь пытается запугать свою мнимую конкурентку. Вот дура-то! Но Нина не из таковских. Она не станет бояться угроз недалекой деревенской бабы! А уж Павла Ивановича — и подавно. С какой стати она должна опасаться человека, от которого не видела ничего, кроме добра и участия? Не на ту напали!
