Не иссякает желание,
нет,
словно сияет полдень,
будто весь мир
словно ярый цвет
или
как осень в Болдино.
Я сейчас переполнен тобой,
мне любое твое движенье
или даже простой покой,
окруженье
так важны
и нужны,
как вершине снег,
словно утру
ночная свежесть,
как важна
и нужна
тебе
моя нежность.
Р.S. Ездил на Яузу, заходил к Воробьеву. Он сказал, что ты обязательно поправишься, только надо быть очень осторожной и беречься от любой инфекции. Твой В."
Глава тридцать восьмая
--===Свое время===-
Глава тридцать восьмая
А что было бы, если бы Фурман тогда не подошел ко мне в коридоре издательства?
Но он подошел:
- Я глубоко сочувствую тебе, Валерий. Не имели они права отказывать в квартире двум больным людям. Кстати, как самочувствие супруги?.. Ничего, ничего, бог даст и поправится. Слушай, Валера, а я к тебе не просто так. Не знаю только, с чего начать.
Фурман замолчал и уставился на меня, теребя подбородок.
Молчал и я.
Фурман подождал еще немного, шумно вздохнул, оглянулся.
Наконец, зашептал:
- Обнаружились факты злоупотребления нашим директором Королевым служебного положения при распределении квартир. Понимаешь, к чему я клоню?
- Нет. Какие факты?
- Об этом пока нельзя говорить, но сведения точные, мне верные люди сказали.
- Даже если это так, то что дальше?
- А получается, что если факты подтвердятся, а в этом я абсолютно уверен, то опять пересмотрят очередь и тогда ты получишь квартиру, может, даже двухкомнатную, разве неясно?
- И что же я должен сделать?
- Вот! Завтра будет собрание, и я собираюсь выступить. Против Королева, понимаешь? И если ты от своего имени потребуешь пересмотра решения месткома, то создадут специальную комиссию. И тогда директору несдобровать.
- Как же я могу выступать, не зная, что у вас за факты? И откуда вы их взяли?
Фурман испытывающее посмотрел мне в глаза. Словно глубоко в душу хотел заглянуть. Не знаю, что он там увидел, но в какой-то момент решился и выпалил скороговоркой:
- Ладно, тебе скажу. Но только тебе, учти. Не проговорись, смотри. Особенно Фалину. Этот Лева и в самом деле не пожалеет родного папу ради пустой хохмы. Слушай сюда. Выступлю не только я, не только ты, но и Поляков, главный редактор. Он мне и рассказал всю правду. Дело в том, что совершенно незаконно но отдали на сторону еще одну однокомнатную квартиру.
- Разве такое возможно?
- Я тоже так думал. Но оказывается, в этой жизни все возможно. Королев отдал квартиру одному, имеющему достаточно важный пост товарищу из Госкомиздата. Сам сообрази, зачем и почему.
- Как же ему это удалось?
- Ты не учитываешь Горского. У Давида Борисовича, как признал сам директор на нашем заседании давеча, очень хорошие связи в райисполкоме. Скорее всего, высокого начальника оформили как очередника Моссовета. Не имеет значения - сделали. Получается следующая арифметика: товарищу из Госкомиздата - квартиру, Горскому - квартиру, Анюте-секретарше - квартиру, всем сестрам - по серьгам, и себя не забыл, а тебе - шиш и уборщице Голиковой вместо двухкомнатной - однокомнатную. Где справедливость, где правда, я спрашиваю?
- Ее нет, - сумрачно сказал я.
- Вот и я также считаю. Я тут походил, поговорил с людьми, оказывается, было еще несколько различных случаев и коллизий, например, в план редакции массовой литературы почему-то включена книга зампредрайисполкома.
- С кем же ты говорил, Ефим Сергеевич?
- Обошел почти всех. Кроме этой вертихвостки Аньки да еще нескольких королевских приспешников вроде Зверевой - люди за, поддерживают меня. А ты?
Я лихорадочно соображал. А ведь, действительно, подтвердятся факты сразу две квартиры освободятся, неужели мне одна не достанется?
- И я за.
- Принципиально?
- Конечно.
- Вот молодец! Принципиальным надо быть всегда и до конца.
Глава тридцать девятая
--===Свое время===-
Глава тридцать девятая
- Истомин, можно тебя на минуточку? - заглянула в редакцию Анюта-секретарша. Наклонилась в дверь из коридора так, что вертикально повисли серьги в ушах на длинных подвесках, разноцветная нитка бус на шее, а груди оттянули блузку.
Я вышел.
- Директор зовет. Иди, только лучше незаметно. Не хочет, чтобы про тебя болтали разное.
