В белом платье.
В белых туфлях.
Невеста моя...
- По-моему, то- что надо! - одобрительно прищелкнула языком Марина. А?!
И подтолкнула меня локтем:
- Что скажете, молодой человек?
Я молча выставил кулаки и с силой оттопырил вверх большие пальцы обеих рук.
- Ты представляешь, Валера, словно на меня пошито, - залившись румянцем, тихо заговорила Наташа. - И ничего, совсем ничего переделывать не надо.
- Я, конечно, знаю твой размер, но тоже боялась, что не угадаю, сказала Марина. - Правда, не страшно, поменяли бы завтра, время пока есть.
- Это, наверное, дорого? - спросил я.
- Ерунда, - отмахнулась Марина. - Дорого - не дешево. Счастье не в деньгах, счастье в их количестве, как говорит один мой знакомый. Теперь можно спокойно чаю попить. Я книжку читала про чайную церемонию - в Японии целый ритуал, оказывается... Вы, Валерий, случайно не были в Японии?
Марина по-великосветски, рассеянно-приветливо одарила меня улыбкой. Так, словно само собой разумелось, что для меня поехать в Японию так же просто, как на Яузу "зайцем".
- Перестань, Марина, - рассмеялась Наташа. - Спасибо тебе огромное за подарки, и лучше перейдите на ты, ребята, вы же мои самые близкие люди.
Марина фыркнула и отрицательно покачала головой:
- На брудершафт мы с Валерием не пили, а чтобы на настоящее ты перейти, это надо, как нам с тобой, с детства дружить. Помнишь наш коммунальный Шанхай в Марьиной Роще, а Натуська? Один сортир на тридцать задниц. Раньше квартирка одной тете Фросе принадлежала, а доживала она свою старость в чулане с маленьким окошком, никому не нужная. Но барыней, как была, так и осталась. И жа-а-адная...
- Пожалуйста, не преувеличивай, Марина, все люди к старости становятся совсем как дети. И она была старенькая и больная. Жалела я ее очень.
- Это точно, жалела, пропадала ты в ее каморке частенько. Не то, что я.
- Тетя Фрося любила рассказывать мне, как ее насильно замуж выдали. За нелюбимого.
Марина саркастически усмехнулась:
- Меня бы кто выдал. Можно и насильно. Согласна. Хотя, какое же это насилие, если согласна... Что-то заболтались мы с вами, дети мои. Проверим-ка лучше, как молодой наш человек стол сервирует... Ошибочки, ошибочки допускаете... Ножи надо класть лезвием вовнутрь, десертная ложечка сверху, все по ранжиру, все по протоколу, чтобы минимум движений за столом с приборами делать, не звякать, не звенеть бокалами, не греметь посудой, иначе официанты сбегутся, соседи заметят, что невоспитанный вахлак вы, молодой человек. На двоечку работа.
- Подумаешь, нож не так положил, пальчик не оттопырил, глазки не закатил, - я готов был обидеться на Марину.
- Неправда ваша, дяденька, - с интересом взглянула на меня Марина и нравоучительно добавила: - в жизни все надо знать, все уметь делать самому. И делать хорошо. Как Мэри Поппинс.
Марина неожиданно заливисто расхохоталась:
- А ведь он у тебя зеленый еще совсем, Натуся, и чувствительный, весьма чувствительный, ох, и трудно будет вам, ребятки, в жизни. Не робейте, месье, не тушуйтесь, сэр, все о?кей.
Она тряхнула головой.
Цыганистая брюнетка в отличие от моей светловолосой Наташи. Черное и белое. Что их связывает, кроме детства? Или подругами обязательно становятся женщины, внешне и внутренне, казалось бы, диаметрально противоположные? Женская дружба, наверное, понятие особое, живущее по своим законам и коренным образом отличающееся от мужского братства. Они нуждаются друг в друге, потому что неуверены в себе - кто подскажет, как я сегодня выгляжу, что надеть, чтобы нравиться, чтобы быть в центре внимания? Конечно, подруга. Подруга всегда предупредительна, ласкова, внимательна, подруге доверены самые тайные тайны. Подруге нравится эта власть, и она не станет делиться ею с другой... С другими... Со мной, например. Я для Марины - соперник. Если, не дай бог, мы с Наташей поссоримся, то она пойдет к Марине. И еще неизвестно, что ей та насоветует... Треугольник. Мужчина - Женщина - Подруга. Бермудский... Похоже, что я ревную Наташу к ее подруге...
Марина шумно вздохнула:
- Мое воспитание - тяжелое наследие прошлого, - сказала она, обращаясь ко мне. - Среда, как говорится, дурно влияла на меня. Родители, светлая им память, укатили в гниющий ад проклятого капитализма, а маленькую девочку-дюймовочку сдали в интернат. Школы не было для советских детей в Токио, понятно?.. Домаригато, что по-японски спасибо большое значит... Чему же мы в нашем славном интернате обучались? Науки в голову не лезли, да и кому они нужны, если тебе с детства в голову вдалбливала мамаша, что для девушки важнее всего красиво одеться, модно причесаться, элегантно накрыть на стол, умно вести светскую беседу, и все это для того, чтобы точно в сердце поразить свою цель, свою добычу - мужа, который увезет тебя заграницу, где ты горя не будешь знать. Такие вот были мои университеты. Неофициальные. Интернатские. Учила жизнь. Детки в интернате четко делились на тех, у кого родители в капстранах работают, у кого - в соцстранах. Капиталисты и социалисты. Самая тяжелая, самая нервная, истеричная пора для детишек - встреча после каникул: кто кому что понавез, кто куда съездил к мамочке, к папочке... Кто в Париж, а кто и к тетке в Тамбов... Есть разница, не так ли?.. Ченч шел... Обмен значит... Меняли не только барахло, меняли душу, тело... Преподавателей просто покупали... Дешевка - она и есть дешевка...
