Дождь перестал. Лужа посреди двора светилась прозрачной голубизной. Было слышно, как с полированных листьев рябины перед домом осыпаются в траву тяжелые стеклянные капли.
За калиткой Вера остановилась.
— Правда ничего не знаешь или взаимная выручка?
— Слово даю. — Митя с жаром положил руку на грудь. — Да ты не переживай, честное слово. Все будет в порядке…
— Спасибо за утешение, — холодно произнесла Вера. Ее все-таки печалило и злило, что он не удержал Алешу. — Значит, сначала ты решился, а потом отстал?
— Когда увидишь, как плачет взрослый человек, мужчина, — и не на такое решишься, — после некоторого молчания сказал Митя. — Только я вовремя одумался…
Она внимательно посмотрела на него, потом спросила:
— А почему вы не виделись перед его бегством? Поссорились?
— Почти.
— Хороши!
Он почувствовал, что Вера сейчас уйдет, и, чтобы удержать ее, спросил:
— А ты не едешь в Свердловск, в институт?
— Нет. Я на работу поступаю.
— Да? По геологии?
Прошлым летом, когда Вера уехала на Северный Урал, Алешка говорил Мите: «Тихое помешательство на почве геологии. Чем бы дитя не тешилось…»
Трудно было поверить, что вот этими маленькими ножками она исходила сотни километров, что она тонула в трясине (Алешка предупредил: мать по сей день не знает), что это лицо ел таежный гнус.
— Для геологии не пришло еще время, — сказала Вера, думая о чем-то своем. — Ну, пока! — Она махнула рукой, круто повернулась, от чего разлетелись косы.
Глядя ей вслед, Митя решил, что у Веры походка гордячки: она шла неторопливо и плавно, высоко подняв голову и не размахивая руками. Как, однако, точно отражает походка характер человека!
Когда Вера стала приближаться к перекрестку, ему почему-то захотелось, чтобы она оглянулась. Но Вера скрылась за углом не оглянувшись. Митя понуро побрел в дом.
Марья Николаевна на минуту оторвалась от работы:
— А дружок твой непутевый парень. Да и ты тоже… А Верочка-то, видно, умница. И милая какая!
— Ничего в ней нет милого! — выпалил Митя и покраснел.