- Перестань.
- Не перестану, - она отрывает взгляд от дороги. Смотрит на меня серьезно, и вроде как пытается спугнуть, однако я вижу лишь красивую женщину с пухлыми губами и широкими, острыми скулами. С едва заметными ссадинами от жесткой мочалки. С синяками под глазами от бессонной ночи. – Жди, звони, но бар обходи стороной. Я не для того терплю застрявшие в заднице стринги, чтобы ты забегала к нам на огонек.
- Боже, тогда перестань пить с этими проститутками.
- Контролируй, что говоришь!
- Мам, брось это.
- Разговор окончен.
- Почему?
- Потому что я так сказала. Не хватало, чтобы ты мне еще нотации читала. Зои, это не твое дело.
- Я просто хочу, чтобы ты…
- Что? – Она вновь бросает на меня дикий взгляд и пожимает плечами. На ее губах ярко-алая помада. Единственный штрих, от которого она никогда не избавляется. – Чтобы я стала лучше? Изменилась? Я классно провела время, и мне хочется и дальше его так проводить. Это не конец жизни, я не обязана сидеть дома, напевая тебе колыбельные, так ведь? Ты же у меня уже взрослая, вот и дай мамочке пожить.
- Это просто немыслимо. – Удивленно фыркаю. - Живи, пожалуйста, ради Бога. Только не надо сходить с ума и…
- Хватит.
- Но я, правда, волнуюсь.
- Волнуйся, сколько влезет, а на работу ко мне не суйся. Услышала?
- Но…
- Услышала?
Недовольно скрещиваю на груди руки. Разве это честно? Так и хочется закричать: ты же моя мама, черт тебя за ногу! Ты должна понимать, что упиваться в компании каких-то шлюх неправильно! И жить так неправильно! Ладно, да, нам нужны деньги. Для того и приходится работать в этом мерзком баре. Но чтобы еще и удовольствие получать? Отмечать, выманенные кружевными трусами, деньги? Тратить их так бескорыстно, будто дома в лишней сотне никто не нуждается? Нет, этого я определенно не понимаю.
- Что? – рявкает она, наверняка, увидев мое перекошенное от недоумения лицо.
- Ничего.
- Зои, прошу тебя, был сложный день.
- Я и молчу.
- Пожалуйста, солнышко, я не хочу ссориться.
- Мы и не ссоримся. Все в порядке. – Вздыхаю и поражаюсь, как же она так быстро сумела успокоиться и переключиться на Миссис Заботливая Мама. Может, действительно, есть особая кнопка? – Ты не думала о том, что я не вмешиваться хочу, а просто пытаюсь помочь?
Мама опять не смотрит на дорогу. Встречается со мной взглядом и усмехается.
- Когда за плечами столько ошибок, надеешься, что хотя бы дети сумеют их избежать. И я знаю, ты лучше меня, умнее. Поэтому не ходи за мной. А иди своей дорогой. И не в сторону этого отвратительного бара. А выше, Зои, настолько выше, насколько сможешь.
- Мам, я обожаю тебя, просто я за тебя боюсь. Алкоголь, он…
- …средство против многих неприятностей. Я не помню себя в твоем возрасте, вот и пытаюсь наверстать упущенное.
- Упущенное не наверстаешь.
Мама вдруг искренне смеется. Отрывает правую руку от руля и игриво взъерошивает мои и так спутанные волосы. Хихикает:
- Ну, голова же! Откуда такие мысли? Не в отца, зуб даю! В меня что ли?
Наконец, улыбаюсь.
- В кого ж еще. Идеальная мамочка, - сжимаю ее пальцы.
- Солнце, прости, что сорвалась. Не могу видеть тебя в баре, хоть тресни. Это как ножом по сердцу, понимаешь? Ты еще и застала меня в таком виде. Боже. Если решишь найти себе новую мамашу – я возражать не стану. Честное материнское!
- Нарываешься на комплименты, да?
Мама улыбается, широко, искренне. И это последнее, что я вижу, прежде чем нашу машину таранит нечто гигантское.
Успеваю уловить в воздухе чей-то крик. Думаю, он мой. Но кто знает? С мамой голоса у нас схожи. Может, это она мне что-то сказала? А затем мне жутко больно, будто разом все тело разламывают на две части. Я давлюсь собственным ужасом и вдруг отключаюсь.
Не знаю, сколько проходит времени. Открываю глаза и тут же испускаю болезненный стон от пронзившей все мое тело дикой боли. Темно, мне темно! Я пытаюсь дотянуться руками до лица, но не могу даже пошевелиться, и мычу нечто несуразное, ерзая вверх головой на сидении. Что происходит? Где я? Что за запах? Мама? Где ты? Почему ты не смотрела на дорогу? Почему я тебя отвлекала? Грудь разрывается от рыданий, которые не способны выйти наружу, и я только и делаю, что верчусь, стону, опять верчусь. Наконец, высвобождаю руку из-под какого-то тяжелого, острого куска металла и смахиваю с глаз черную пелену. Она липкая. Смахиваю еще раз и понимаю: это кровь. Она везде! Повсюду! Течет по моему лицу, щекам, подбородку, падает куда-то на перевернутую крышу автомобиля. Перевернутую… Нас протаранили. Нас могли убить!
