– Вон он!
Я продолжал лезть вверх. Мне предстояло преодолеть последние тридцать ступенек. Я понимал, что смогу добраться до верха раньше лифта. Все знают, что лифты движутся целую вечность.
Лифт ударился о нижнюю платформу у основания стальных вышек, и этот звук разбудил молчаливую реку. Двери открылись.
Впереди еще половина лестницы. Двадцать пять ступенек. От усталости я уже почти ничего не видел.
Я поднялся еще на восемь или десять ступенек, когда услышал, что внизу закрылись двери. Еще одна ступенька – я двигался безнадежно медленно. Меня тошнило от напряжения.
Наступила напряженная пауза, затем я увидел, как потянулись вниз стальные тросы; ровное и неумолимое движение.
Мне было необходимо ненадолго остановиться. Я слишком устал.
Противовес бесшумно плыл вниз. Я с трудом поднялся еще на три ступеньки. Потом еще на одну. Я еще мог это сделать. Цель уже была близка. Но добравшись до вершины, я вряд ли буду способен стоять на ногах, а полицейские выгрузятся там со свежими силами. Черт возьми, они же поднимутся на лифте, конечно, они будут полны сил. Подлецы.
Кабина лифта проплыла наверх мимо меня. Мне оставались еще пять ступеней. Пять паршивых ступеней. Лифту понадобится время, чтобы причалить к площадке. И он не сразу откроет двери.
Три ступени.
Меня затронула полоса света, когда открылись двери лифта. Раздался стук ботинок – это выходили полицейские. Если бы я двинулся по основному пешеходному пути, они смогли бы стрелять в меня. Я пригнул голову, пережидая, пока они освободят лифт. Они суетились как раз в том месте, где заканчивалась аварийная лестница.
Под пешеходным проходом для туристов находился служебный настил шириной примерно в три доски, человек на нем не помещался в полный рост. По одну сторону настила шли перила. А по другую была пропасть в шестьдесят метров глубиной. Вероятно, наверху рабочие использовали страховочные веревки. Я ухватился за перекладину, раскачался и спрыгнул вниз.
Я бежал по доскам настила. Сначала я прижимал голову к груди, иначе она была бы всего на пару футов ниже их ног. Полицейские явно запутались. Они побежали по верхнему пешеходному пути, и только потом до них дошло, что меня там нет. Они бросились обратно, чтобы взглянуть на лестницу, по которой я поднимался. Я уже достиг середины моста, когда они выбрались на тот же уровень, что и я. Они совершили ошибку: им было бы лучше остаться наверху, перебежать на противоположную сторону и, опередив меня, встретить на другом берегу.
Я тоже совершил ошибку – посмотрел вниз. Там была такая глубина, от которой сводило живот. Ничто не мешало моему падению вниз. Если бы я находился на тротуаре на уровне земли, этой ширины было бы для меня вполне достаточно, чтобы идти без остановки и не упасть, но на высоте шестидесяти метров это казалось невыполнимой задачей. Мне мешал страх, а теперь к нему прибавился и ветер.
Весь мост гудел и качался. На бегу я обернулся. От берега, который я покинул, отчаливал вагончик. С самого начала я полагал, что они помчатся в объезд, чтобы оказаться на другом берегу. Я не рассчитывал, что им так быстро удастся привести в действие механизмы моста. Мне оставалось пробежать еще шестьдесят ярдов, но это было не все: мне требовалось слишком много времени, чтобы спуститься вниз на том берегу.
Я уже преодолел две трети пути. За моей спиной слышались крики. Полицейские меня догоняли. Их ноги не устали так, как мои, и они были в хорошей физической форме; им не мешал ребенок, а также привычка к сидячему образу жизни.
Подвесной вагончик уже поравнялся со мной. Я бы мог спрыгнуть вниз и проехать на нем. Это бы мне помогло, и за какие-нибудь двадцать секунд я бы оказался на том берегу, но все равно не выиграл бы достаточно времени.
Я знал, что нужно делать.
Я должен прыгнуть с моста.
