Свобода слуг - страница 42

Если цель в том, чтобы превратить свободных слуг в свободных граждан, невозможно идти ни на какие моральные сделки со двором. Никто, насколько я знаю, не выразил смысл непреклонности лучше, чем Ферреуччо Парри: «У меня нет никаких оснований для антипатии к фашизму, кроме категорического и непоколебимого морального неприятия или, точнее, полного отрицания фашистской атмосферы. Я не одинок: мой антифашизм – это не брожение одинокой горечи. Мои идеи разделяют сотни других молодых людей, вчера великодушные бойцы, сегодня враги спекуляции заслугами и вакханалии риторики, которыми отмечена и окрашена эпоха фашизма. Свободные от ответственности за недавнее прошлое, непримиримые, потому что бескорыстные, непреклонные по отношению к фашизму, потому что не идущие на сделки с собственной совестью, именно эти молодые люди и есть настоящие антагонисты режима, подобно тем, кто имеет незапятнанное право возвыситься над всеми и судить»[139]. Тот, кто хочет бороться за освобождение, должен всегда держаться подальше от двора и показывать словами и поступками, что его намерение – не построить новый двор, но построить или восстановить свободный город.

Чтобы избавиться от свободы слуг, нужен текст, который указал бы путь. В текстах, к счастью, нет недостатка. Есть много книг, которые учат, что такое свобода граждан и каких институтов, политики и образования она требует. Проблема в том, что сейчас идет и уже добилась множества успехов систематическая работа по разрушению письменной культуры. В Италии две трети населения не читают ни книг, ни газет. В ответ на вопрос: «Почему Вы не читаете?», 6 % опрошенных признаются: «Потому что не умею читать». Триумф телевидения породил толпы неграмотных, неспособных понять страницу текста, ухватить концепцию или построить рассуждение. Сартори напоминает нам, что почти весь наш словарный запас, прежде всего та его часть, которую должны знать и которой должны владеть свободные граждане, состоит из абстрактных слов: «“город” еще можно увидеть, но вот “нация”, “государство”, “суверенитет”, “демократия”, “представительство”, “бюрократия” и т. д. таковыми не являются; это абстрактные концепции, выработанные при помощи абстрагирующих ментальных процессов, которые представляют сущности, сконструированные нашим разумом. “Невидимыми” абстракциями также являются концепции справедливости, законности, свободы, равенства, права (и прав). Также, вперемешку, такие слова, как безработица, ум, счастье являются столь же абстрактными словами. И вся наша способность управлять политической, социальной и экономической реальностью, в которой мы живем, и еще больше способность человека подчинять себе природу держится исключительно на мышлении посредством концепций, которые невооруженному глазу представляются невидимыми и несуществующими»[140].

За крошечным меньшинством, которое умеет читать и понимать, образовалось масса новых безграмотных. 5 % населения не в состоянии прочесть элементарную анкету с фразами вроде «кот мяукает». За ними следуют 33 % населения, которые тормозят на второй анкете, содержащей чуть более сложные фразы, вроде «кот мяукает, потому что хотел бы молока» и просьбу составить предложение из двадцати слов. Туллио де Мауро подчеркивает, что в таких условиях большая часть населения уже не в состоянии читать не только «Repubblica» или «Corriere della Sera», но даже бесплатные журналы, распространяемые на железнодорожных станциях, в метро и автобусе. И он задается справедливым вопросом: «Я понимаю, что тот, кто не понимает эти данные, живет спокойно. Но тот, кто понимает, оказывается перед лицом проблемы, и они выходят за рамки школы. Эти данные, можно сказать, ставят под сомнение функционирование демократических структур. Уже много лет ведутся дебаты об основной реальности демократии: достаточно ли сказать, что проводятся свободные выборы, чтобы быть уверенным в том, что это демократическая страна? Но как мы можем делать подобное допущение, если эта система практикуется в условиях распространения неграмотности, неспособности оценивать программы?»