Поколебавшись, Нил бросил пакет на кровать Мэтта и взялся за подол футболки. Снимать и надевать одежду с каждым днем становилось все легче, но задирать руки было все еще больно, а при попытке повернуться вбок он почувствовал, как натянулись швы. Нил стянул футболку через голову и оставил ее на локтях. В конце концов Эндрю надоело смотреть на эти мучения, он окончательно сдернул футболку и швырнул ее в сторону. Куда она приземлилась, Эндрю даже не посмотрел – его куда больше интересовали шрамы и кровоподтеки на торсе Нила.
Первым делом он потянулся к перевязанным запястьям; Нил позволил ему размотать бинты и отлепить пластырь. Порезы выглядели хуже, чем в день возвращения из Западной Виргинии. Эбби была права: раны требовалось подсушивать на воздухе. Нил медленно поднял глаза с уродливых полос, перечеркивающих запястья, на лицо Эндрю. Что он ожидал увидеть – тень жестокости, с которой столкнулся в среду, или бездушную, циничную ухмылку, не сходившую с физиономии Миньярда весь прошлый семестр? Ни того, ни другого Нил не обнаружил. Выражение Эндрю было таким отрешенным и бесстрастным, как будто в эту минуту он находился за тысячу километров отсюда.
На правом плече Нила темнел шрам от ожога – след раскаленного утюга. Эндрю приложил к нему левую ладонь; кончики пальцев накрыли бугорки от дырочек в подошве утюга. Большим пальцем правой руки он провел по шишковатому шраму от пули. В тот раз Нил чудом остался жив, а после почти месяц ходил в бронежилете и даже спал в нем. Мать с трудом заставляла Нила снять его хотя бы для того, чтобы помыться.
– В тебя стреляли, – заметил Эндрю.
– Я говорил, что за мной охотятся, – напомнил Нил.
– Это, – Эндрю сильнее надавил на отметины, оставленные утюгом, – не от того, что ты убегал.
– Папаша постарался. К нам в дом пришли люди, стали расспрашивать его о работе. Я молчал, но, видимо, сидел недостаточно тихо. Он припечатал меня, как только за ними закрылась дверь. Вот почему я открыл тебе свое второе имя – Абрам. Первое у нас с отцом одинаковое. Не хочу, чтобы меня называли так же, как его. Я его ненавидел.
Эндрю долго молчал, потом его рука скользнула ниже, к рубцам поперек живота.
– Рене сказала, ты отказался взять наши ножи. Тому, кто притягивает убийц как магнит, не стоит разгуливать без защиты.
– Так есть же защита. Ты вроде как прикрываешь меня до конца сезона, разве нет? – Эндрю вновь поднял глаза; лицо его оставалось непроницаемым. Он ничего не ответил, но Нил не отставал: – Ты ведь не социопат?
– Никогда такого не говорил.
– Но позволяешь другим так считать. Мог бы их и поправить.
Эндрю небрежно отмахнулся.
– Меня не волнует, что там думают обо мне другие.
– Тренер в курсе?
– Разумеется.
– В таком случае твои таблетки… Они вообще действовали как антипсихотики или?.. – осторожно спросил Нил.
– Слишком много вопросов задаешь, – бросил Эндрю и вышел из спальни.
Одевшись в одиночестве, Нил нашел всю компанию в коридоре. Ники оценил его новый образ сияющей улыбкой, тогда как Аарон не удостоил и взглядом. Кевин проверил, не стерся ли на лице Нила грим. Эндрю двинулся к лестнице, едва щелкнула закрывшаяся дверь. Между третьим и вторым этажами он успел прикурить две сигареты и одну из них через плечо передал назад Нилу. Тот держал ее в руке, пока они не подошли к машине.
Ники открыл заднюю дверь и покосился на него с подозрением.
– Ты же не куришь.
– Не курю, – подтвердил Нил и затушил тлеющую сигарету о подошву. Бычок он спрятал в карман, решив приберечь на потом.
Прежде чем Ники успел открыть рот, он сел на переднее пассажирское сиденье и пристегнулся ремнем безопасности. Как только его спутники заняли свои места, Эндрю не мешкая тронулся в путь.
После того, что случилось в ноябре, Нил был бы рад больше никогда не появляться в Колумбии, но остальные держались совершенно спокойно. Они как ни в чем не бывало сделали остановку в кафе «У красотки» и заняли первую же свободную кабинку. Ники что-то рассказывал об учебе, однако Нил его просто не воспринимал – слова влетали в одно ухо и вылетали из другого – и молча ел мороженое.
