В понедельник утром сержант Куросима провожал Сигэмицу Симоэ на катер, присланный за ним из Иокогамы. Они вышли из лагеря на заводское шоссе.
Катер стоял на причале у Муниципальной пристани в устье Камосакского канала. До пристани нужно было идти пешком.
Надзиратель, конвоировавший Симоэ, знал о стычке между сержантом и начальником отделения, но ещё не известно было, чем дело кончится, и поэтому он хоть и сочувствовал Куросиме, но держался с некоторой опаской. Он шагал несколько впереди, Куросима рядом с Симоэ — сзади.
День был такой же солнечный и жаркий, как тогда, когда они ездили в больницу «Кэммин» в Иокогаме. Но в тени уже чувствовалась прохлада, напоминающая о близкой осени.
«Некоторое время они молчали, словно уже обо всём переговорили. Но на самом деле они бы ещё многое могли друг другу сказать.
Наконец, выбрав самую безобидную тему, Куросима спросил:
— Скажите, почему вы без всякого сопротивления пошли тогда из университета за людьми, подосланными Лю?
— Очень просто, — застенчиво улыбнулся Симоэ. — Они прошептали пароль, который сообщил мне китаец перед моим отъездом из Бангкока. Он сказал: «Когда прибудешь в Японию, к тебе явится человек и произнесёт слово «трепанг». Ты ему ответишь «батат». Это пароль и отзыв».
— Ясно. Насколько я помню, Намиэ Лю при свидании с вами тоже несколько раз скороговоркой повторила слово «трепанг».
— Возможно, — сказал Симоэ. — Но пока я ехал на пароходе, это слово совершенно выпало у меня из памяти. А когда в университете появились те люди, я вдруг отчётливо вспомнил и отзыв, и пароль… Китаец в Бангкоке мне сказал, что человек, который явится с этим паролем, всё обо мне знает. Он даст мне денег и позаботится обо мне.
— Да, недаром вы везли с собой такой рискованный груз, — улыбнулся Куросима.
— О том, что под видом хозяйственного мыла я вёз морфин, я узнал только в ресторанчике у Лю. Когда Намиэ приходила ко мне в лагерь на свидание, она вдруг ни с того ни с сего начала ощупывать мне руки… Я смутно понял, что она ищет следы уколов. Проверяла, не кололся ли я морфием.
— Морфин они, кажется, надеялись получить и без вас, но опасались, как бы вы их не выдали… Или хотели вас снова использовать для тайного провоза наркотиков. Вот вас и похитили.
— Возможно… — ответил Симоэ. — А в случае чего, могли и убить.
На этом разговор прервался.
Они прошли через Камосакский мост, оказались у железнодорожного переезда и повернули налево к устью канала. Вскоре показалась железнодорожная станция, а за ней и муниципальная пристань — довольно скромное сооружение, состоявшее из причальной стенки и небольшой эстакады, белевшей на фоне синего неба.
Куросима вдруг почувствовал безотчётную тоску. Он ещё раз окинул взглядом шагавшего рядом с ним Сигэмицу Симоэ, который был на целую голову выше его. Наверное, ему на всю жизнь запомнится своеобразная внешность этого человека. А больше всего — характерная форма головы. Неожиданно для самого себя Куросима забормотал:
— …Длина головы 188,5 миллиметра. Ширина — 150… Длина — максимальная для китайца, ширина — минимальная для японца. Индекс — 79,5.
— О чём это вы? — повернулся к Куросиме Симоэ.
— Мне вспомнились результаты антропологической экспертизы…
— А! — воскликнул Симоэ. — Это когда не сумели определить, китаец я или японец, и пришли к заключению, что я человек без подданства?
— Ошибаетесь, — поправил его Куросима. — Экспертиза тут ни при чём. Мне запомнились слова профессора Сомия. Он говорил, что морфологически японцы представляют собой смешанный расовый тип… Дело в том, что японская нация образовалась в результате смешения различных народностей, заселявших на протяжении тысячелетий Японские острова… Развивая свою мысль, профессор даже сказал, что с его точки зрения дело не в государственных границах и не в подданстве; что главное — это людские чувства и людское сознание, дух человеческий…
— О! Это он прекрасно сказал! — оживился Симоэ. — И я в точности так же думаю!
Симоэ остановился, и лицо его озарила светлая улыбка. От этой улыбки словно ещё посветлела его белая рубашка. Они уже подошли к причальной стенке. Мимо проплывало грузовое судно международной пароходной линии, вышедшее из Токийского порта. Оно шло медленно и настолько близко, что были слышны голоса матросов.
