Приведя наконец упиравшегося Омуру, который терпеть не мог этих походов в приёмную, Куросима даже присвистнул.
Ундзо Тангэ успел переодеться в военную форму и фуражку. Заложив руки за спину, он расхаживал по комнате. С плеча свешивались золотые шнуры с позолоченными металлическими наконечниками — по-видимому, это были аксельбанты штабных офицеров.
Увидев входивших, Тангэ рукой в белой перчатке сделал жест: прошу, мол. Куросима втолкнул Омуру в комнату и закрыл дверь. И в ту же минуту раздалась резкая, визгливая команда:
— Смирно-о-о!
Куросима оцепенел от изумления, а Омура, точно испуганная лошадь, потоптался на месте и остановился как вкопанный.
— Вольно! — на этот раз тоном ниже скомандовал Тангэ. Он закашлялся, точно астматик, и затем, прочистив горло, медленно произнёс: — Подпоручик Угаи! Слушайте внимательно…
— Господин Тангэ, — перебил его опомнившийся наконец Куросима, но Ундзо Тангэ, остановил его строгим взглядом.
Куросима опустился на стул и стал наблюдать за дальнейшим ходом событий.
— Я, — продолжал Тангэ, — майор Ундзо Тангэ, офицер второго разведотдела штаба армии, действовавшей под командованием его превосходительства Сейсиро Итагаки на малайском направлении. Я ваш единственный непосредственный начальник. Вы меня поняли?
Омура, с лица которого ещё не спала опухоль от побоев Соратани, молча уставился на сердитого Тангэ. Красный, словно кровавая рана, рот Омуры открылся, казалось, он хочет что-то сказать. Но взгляд, как всегда, был обращён не на лицо собеседника, а блуждал где-то поверх его лба.
Не обращая внимания на вид Фукуо Омуры, Тангэ твердил:
— Подпоручик Угаи! Находясь за тысячи миль от родины, вы на протяжении долгих лет выполняли секретное задание. Теперь вы наконец вернулись в распоряжение своего непосредственного начальника, то есть в моё распоряжение. Вы поняли? Я только сейчас получил возможность сообщить вам, что обстановка коренным образом изменилась и впредь вы освобождаетесь от своей миссии. Ясно?
Фукуо Омура всё стоял как истукан. Куросима не замечал в нём ни малейшего признака внимания к тому, что говорил Тангэ. Оцепенение Омуры было похоже на испуг. Что же за причина этого испуга?
— Вы, должно быть, отлично помните военную обстановку, сложившуюся к ноябрю 1944 года. Накануне сезона дождей англо-индийские и чунцинские[6] войска, а также американские авиационные части, дислоцированные в Китае, соединёнными силами перешли в общее контрнаступление. Наши экспедиционные войска в Бирме вынуждены были отойти от индо-бирманской и китайско-бирманской границы. Их главные силы заняли позиции на линии Рангун — Мандалай в центральной части Бирмы, а остальные соединения расположились близ северной границы Таи. В связи с этим нашим частям на малайском фронте необходимо было выяснить действия противника на китайско-таиландской границе в бассейне реки Меконг, чтобы подготовиться к новому этапу в развитии военных операций на таиландском и индо-китайском участках фронта. Тогда-то в тыл противника через Нонкай — Монсин с разведывательным заданием и был послан подпоручик Угаи и с ним один унтер-офицер и пять солдат. Так, подпоручик?
Увлёкшись своей лекцией по истории войны, Ундзо Тангэ пружинистым шагом расхаживал по приёмной — от середины комнаты до окна и обратно. Не хватало только шашки на боку, в остальном же весь его петушиный вид показывал, что он явно старается тряхнуть стариной.
За этим торжественно и сурово звучащим эпизодом военной истории могла скрываться печальная судьба одинокого, затерянного солдата, брата Фусако — Кадзуо Омуры. В лохмотьях, таща на плече винтовку, как коромысло, скитался он, неприкаянный, во мраке джунглей. Не менее печальной, вероятно, была и судьба офицера разведки подпоручика Угаи. Чем настойчивее он разыскивал своих, тем чаще натыкался на врага. Растеряв подчинённых, потеряв радиосвязь со штабом, он стал рыскать голодным волком в горной глуши.
Чем больше Ундзо Тангэ входил в роль, тем больше трезвел Куросима, словно на голову ему лили холодную воду. Он всё пристальнее всматривался в лицо Фукуо Омуры, покрытое синяками. Тщетно старался он найти хотя бы малейшее подтверждение тому, что это Кадзуо Омура или подпоручик Угаи: лицо Фукуо вообще ничего не выражало.
