Помня об этом наставлении, она вскрыла старый заржавленный замок и остановилась на пороге часовни.
Ничего подобного она не видела в своей жизни. Часовня была совершенно пуста, если не считать кожаного кресла и огромного плазменного экрана, установленного на алтаре. Между этими двумя предметами Томмазо Д'Изола поместил цифровую камеру, подключенную к экрану. Сара опустилась в кресло и нажала кнопку «пуск». На экране появились бедра какой-то женщины.
Невыносимо медленно камера скользила вдоль ее обнаженных ляжек, задержалась на лобке, потом поднялась до запястий, прикованных наручниками к кровати. И наконец, объектив задержался на неподвижном лице.
Наталия Велит лежала с широко раскрытыми глазами. Она уже не дышала.
Сара, с трудом сдерживая дрожь, включила кассету на перемотку и начала просмотр сначала. Съемку начали в тот момент, когда Наталия под руку с Луи Фаргом вошла в свою квартиру. Она смотрела перед собой невидящими глазами и спотыкалась, хотя адвокат и поддерживал ее.
Он за руку доволок ее до спальни. Бросил на кровать, раздел и овладел ею, не встретив ни малейшего сопротивления. Наталия в полубессознательном состоянии позволяла делать с собой что угодно. Когда Фарг кончил, она приглушенно вскрикнула, а потом снова погрузилась в небытие, в то время как адвокат встал и начал одеваться в углу.
Затем, нервно махнув рукой своему сообщнику, он исчез из поля зрения камеры. Спустя несколько секунд глухой хлопок двери возвестил о его уходе. Оператор поставил камеру на треножник у изножья кровати, потом подошел к Наталии. Сара сразу же узнала Томмазо Д'Изолу. Банкир приблизился к распростертому на кровати телу и ударил молодую женщину по лицу, чтобы привести в чувство.
Наталия слабо застонала. Д'Изола обратился к ней на безупречном французском, с едва заметным акцентом:
— Где картина?
Казалось, Наталия не поняла вопроса. Ее глаза на мгновение задержались на лице говорившего, потом она снова уставилась куда-то в потолок.
Д'Изола снова ударил ее по щеке, на сей раз сильнее. Наталия снова застонала. Д'Изола схватил ее за волосы и повернул лицом к себе.
— Я хочу знать, где находится эта картина.
— Какая... картина?
— Автопортрет Орацио Борджанни. Та, что на фотографии. Я потерял ее из виду двадцать пять лет назад и вдруг обнаруживаю на обложке журнала мод. И ты стоишь перед ней. Где она? В этой квартире?
— Нет... Не здесь...
— А где?
— Алекс... галерея... — пролепетала Наталия.
Д'Изола выпустил волосы молодой женщины, и ее голова тяжело упала на подушку.
— Хорошо, дорогая. Ты умница. За то, что так хорошо вела себя, я тебе устрою такой кайф, которого у тебя еще не было. Летать будешь. Только вот потом взорвешься. Тебе понравится, вот увидишь... А уж я прослежу за твоим полетом, — добавил он, указывая на камеру.
Д'Изола достал из кармана шприц. Перехватив руку Наталии резиновым жгутом, он ввел содержимое шприца ей в сгиб локтя. Потом подошел к камере, снял ее с треножника и встал прямо над своей жертвой.
Он взял ее лицо крупным планом. Под действием кокаина, растекающегося в ее крови, Наталия заулыбалась. Закрыв глаза, она отдавалась умиротворяющему действию наркотика. Губы приоткрылись, изо рта вырывались хриплые стоны.
Внезапно ее дыхание участилось. Улыбка превратилась в гримасу боли — она начала задыхаться. Несколько мгновений она пыталась подняться, напрягала изо всех сил запястья, чтобы освободиться от мертвой хватки наручников. Самое ужасное состояло в том, что первый наркотик уже не действовал и она полностью отдавала себе отчет в происходящем.
Секунд через двадцать ее движения стали замедляться. Кожа приняла синеватый оттенок. Тело Наталии Велит застыло в той самой позе, в которой Томас Кемп найдет его на следующее утро.
Картинка стала менее четкой, потом исчезла. На плазменном экране застывшие черты Наталии Велит уступили место странному туману из мельчайших точек. Сара, по-прежнему сидевшая в кресле, не могла шевельнуться. Она чувствовала себя замаранной тем, что увидела. Ей даже не хотелось верить в реальность этого гнусного фильма. По ее щекам текли слезы, но она даже не подняла руку, чтобы вытереть их.
