И вдруг испуганно отшатнулся назад. У подножия башни он ясно разглядел огненную вспышку, а за нею на остров прилетел звук выстрела из солдатского мушкета. И тотчас же на Сторожевой башне грянул колокол, загудели чугунные била. Тревога!..
Хрисанф ворвался в комнату, схватил только шапку, забыв про шубу, и скатился по крутой лестнице на двор. Оттолкнул оторопелого дворника, нырнул в калитку, спрыгнул с высокого откоса на мостик и побежал. На полдороге от берега услышал встречный топот человека, тоже торопливо бежавшего по мосту. Остановился, вытащил из кармана немецкий пистолет и, взведя курок, крикнул:
— Кого нечистая несет? Стрелять буду!
— Я, бачка! К тебе бегу, — послышался в ответ шершавый от усталости голос.
При свете луны Хрисанф разглядел громадную фигуру Маягыза. Опустив дуло пистолета, спросил:
— Кто у Сторожевой стрелял?
— Сандат палил, бачка.
— Солдат? В кого?
— К Савке тамыр[5] лез, из заплечной освободить хотел, сандат в тамыр палил.
— Убил?
— Не, бачка, бежал. Сандат палил — промаху дал, а Савкин тамыр сандат резал — промаху не дал. В горло. Насмерть.
— Сволочи! — взвизгнул Хрисанф. — Только хлеб жрете! А ты чего глядел, пес? Залил шары-то травником! Я те самого за караул возьму, кнута отведаешь!
Каменная азиатская улыбка, никогда не покидавшая лица Маягыза, сменилась вдруг злобной гримасой. Он угрожающе надвинулся на Хрисанфа.
— Маягыз нельзя кнутом бить, Маягыз — тюре[6]!
Хрисанф опасливо отодвинулся назад и поднял пистолет.
— Отвяжись, поганец! Матерь богородица, каждый рад на тот свет отправить. Не люди — звери!
— Бачка, — хмуро сказал Маягыз, — куда Савку деть?
— Как куда? А где же он? Разве не в заплечной? — испугался Хрисанф.
— Там, бачка, только Савка помер. Как сандат палил, Савка сильно тамыру кричал: «Беги, беги!» Потом сильно пугался Савка. Я пришел — он помер. Куда его деть, бачка?
— Царство небесное новопреставленному рабу грешному, — сняв шапку, истово перекрестился Хрисанф. — В пруд брось рыбам на харч. Порядку не знаешь? Да смыги не снимай, а то… выплывет еще.
Говорил одно, а в голове другое сидело гвоздем: «Кто к Савке лез? Из своих, заводских, иль из двоеданов кто? Неужель у него и на заводе единомышленники есть? Тогда беда неминучая!..»
3
Как только Маягыз, заперев двери заплечной клети, отправился в господский дом получать пожалованную порцию травника, к Сторожевой башне подошли караульный солдат и профос, исполнявший сегодня и обязанности разводящего.
— Смотри, Петруха, в оба — не в один! — предупредил профос. — Не задремли, паси тебя бог. Сам нагрянет — шелепов отведаешь.
— Знаю, Акимыч, — ответил солдат, — не впервой, чай.
Когда профос ушел, караульный, осмотрев кремни мушкета, присел на камешек под окном заплечной. Но вскоре ему стало скучно. Вспомнились свободные от наряда товарищи, которые сейчас угощаются в кабаке заводского села крепким полугаром. Плюнул от злости, закурил солдатскую носогрейку. Повеселил было вернувшийся пьяным Маягыз, да ненадолго. Наоборот, еще хуже стало. Башкиру спьяну взгрустнулось по родным степям, и затянул он песню. Монотонная, как вьюга, и тоскливая, как волчий вой, песня эта нагнала на караульного такую жуть, что его замутило. Замахнулся на башкира прикладом:
— Чего развылся тут, кат треклятый! Иди отседа прочь!
Маягыз обиделся и ушел. Но веселее от этого караульному не стало. Чтобы развлечься, стал смотреть на освещенное окно господского дома. Там, в светлом просвете, с точностью маятника мелькала темная тень.
— Сам, не иначе! — прошептал с затаенным страхом караульный. — Ночами навылет не спит. Ох, муторно ему теперя. Кто идет? Стой! — вдруг закричал он излишне громким с перепугу голосом.
От стены башни отделилась темная тень и двинулась к караульному. Послышался молящий голос:
— Служивый, я только харч колоднику передать. Ведь с голоду сдохнет.
— Отойди, не велено! — сурово прикрикнул оправившийся от испуга солдат.
— Родненький, да ведь есть и на тебе хрест, я только…
— Уйди, а не то пырну штыком! По уставу никого не велено подпускать.
— Пыряй, скобленое рыло! — злобно донеслось из темноты. — Што ты мне своим уставом в нос тычешь, вшивая команда! А полагается по уставу человека в кайдалах держать да допрос с пристрастием чинить? Ну? Полагается? Коль виновен, в губернию шли, а здесь…