С жалобой в центр по поводу отсутствия "специалистов по религиозному вопросу" многие губернские и уездные исполкомы обращались даже в 1919 году, т.е. более чем год спустя после выхода декрета. [14]
Отсутствие единой инструкции о проведении в жизнь декрета от 20 января и отсутствие мало-мальски подготовленных (в юридическом смысле) кадров создавало в это время самые благоприятные условия для широчайшей административной самодеятельности на местах. [15] Причем, эта самодеятельность развивалась, как правило, под явным влиянием крайних антицерковных сил.
"Неумелый и раздражающий население способ проведения частью провинциальных работников церковного декрета в жизнь", - признавал советский журнальный официоз, - явился одной из двух (?) причин эксцессов". [16]
Самая левая, но не советская, газета "Новая жизнь" М. Горького напечатала в эти дни статью "Отбой", в которой рядом аргументов доказывалось, что декрет беспочвен и преждевремен, и что его авторам придется отступить перед неблагоприятными условиями русской действительности. [17]
Но большевики не были бы большевиками, если бы отступили от своих планов. Особенно, когда власть и армия были в их руках. Они не отступили, несмотря на то, что народ был явно недоволен таким "церковным" законодательством.
Народ явно протестовал Многие хотели оставить в силе прежние традиции совершения молебнов на рынках и базарных площадях, многие желали видеть иконы в публичных местах, как например, в столовых, буфетах, магазинах и т.д., но верный принятому "истинно демократическому" закону и порядку V Отдел НКЮ категорически запретил такое явление.
Не принимались во внимание никакие заявления и просьбы. Можно подумать, что это не был голос народа, во имя которого и именем которого советская власть творила свое беззаконие.
Сочувствия большевикам вообще не было. Протест против советской "церковной" политики был почти всеобщим. Декрет об отделении Церкви от государства осуществлялся в жизни огнем и мечем. [18]
Голос протеста против насилия со стороны государства над Церковью встречал воодушевление и сочувствие в самой широкой верующей среде. Мужество Патриарха Тихона передавалось православным, которые по одному его знаку могли идти на смерть.
Кстати, первое, с чем столкнулись большевики при осуществлении декрета, это - сильная церковная активность Патриарха и членов Собора Российской Церкви 1917-1918 гг. Ни одно известное поползновение большевиков не оставалось без внимания Собора и открытого, смелого церковного обличения.
Сопротивление поползновению большевиков на интересы и достояние Церкви было совершенно очевидно и реально ощутимо. И не только в таких выразительных явлениях, как крестные ходы и братства защиты церковных святынь.
Можно было наблюдать другие, бесчисленные менее масштабные проявления протеста против политики большевиков и тем самым - симпатии и солидарности Церкви.
Газеты писали о ряде столкновений, иногда кровавых, к которым приводили попытки осуществить новый декрет в провинции.
Газетные телеграммы в это время сообщали о подъеме религиозного чувства среди православного населения в виду обрушившегося на Церковь гонения.
Не надо быть антисоветчиком, достаточно быть лишь объективным историком или просто непредубежденным свидетелем, чтобы заявить о почти физическом уничтожении Церкви в первые годы Советской власти.
В соответствующем месте приведем и факты на этот счет, а пока ограничимся общими замечаниями, что Декрет об отделении Церкви от государства и школы от Церкви находил свое выражение в жизни в совершенно жутких, иногда не человеческих формах.
Эти факты из политики воплощения в жизнь принципа отделения Церкви от государства, если их собрать, дают премерзкую картину, характерную, кстати, для всех сторон государственной жизни первых лет советской истории.
Вину за все правовые эксцессы, происшедшие на почве осуществления декрета, советская власть, ничтоже сумняшеся, возложила на Церковь и "контрреволюционное духовенство".
По меньшей мере, несерьезно все промахи и недочеты в деле отделения Церкви от государства валить исключительно на "агитацию церковников".
