В этом заведении, безусловно, собираются типы, чьи дела он либо уже рассматривал, либо вскоре будет рассматривать. От этой мысли ему стало не по себе. Ломон чувствовал себя почти преступником, оттого что оказался здесь, и, естественно, досадовал на жену.
Интересно, она и при Леопольдине все так же полулежит, не шевелясь, с застывшими зрачками, словно вот-вот испустит последний вздох? Ни на кого не глядя, Ломон прошел через зал с таким ощущением, будто весь бар провожает его глазами, распахнул дверь, выскочил на улицу и едва не налетел на мужчину и женщину, шедших каждый под своим зонтиком.
— Прошу прощения… — пробормотал он.
И только когда мужчина, чуть отойдя, обернулся, Ломон узнал советника Фриссара, который на завтрашнем процессе должен быть вторым заседателем. Странно, что Фриссар не поздоровался. Может быть, не узнал? Тогда почему, наклоняясь к жене, что-то сказал ей, и почему она, пройдя несколько шагов, украдкой оглянулась?
Все трое шли в одну сторону. Ломон последовал за Фриссарами, те ускорили шаг и больше уже не переговаривались. На углу улицы Аббатисс они повернули направо, к своему дому; у самых дверей оба зонтика замерли: видимо, супруги наблюдали, куда направится Ломон.
У Фонтана одно окошко на втором этаже было освещено, из-под дверей аптеки пробивался свет. Вниз старина Фонтан спустился не в домашнем халате; нет, он надел брюки и черный пиджак. Кроме того, жена повязала ему шею вязаным шарфом — было холодновато.
— Не понимаю, как это ни жена, ни я не услышали звонка. Батарейки, наверно, сели. Завтра утром обязательно проверю.
Нос у Фонтана длинный, с лиловой нашлепкой на конце. Сегодня Ломон впервые увидел аптекаря без вставных зубов. Тот уже приготовил лекарство.
— Разве на прошлой неделе вы не получили капли? — спросил Фонтан.
— Получил. Помню, жена посылала служанку. Не то в среду, не то в четверг.
Фонтан был явно обескуражен. Но как и Ломон при разговоре с врачом, расспрашивать не решился и, сделав вид, что удовлетворен объяснением, только поинтересовался:
— Госпожа Ломон в последнее время чувствует себя хуже?
— Нет, как обычно. Просто сегодня вечером я уронил и разбил пузырек. Думал, что этой ночью жена обойдется без лекарства…
При свете единственной лампочки бутылки, банки, пачки патентованных средств, реклама на стенах казались судье такими же знакомыми, как и аптекарю: Ломон покупал здесь лекарства больше сорока лет. Он приходил сюда еще мальчишкой — в ту пору, когда прилавок для него был слишком высок и приходилось вставать на цыпочки.
— Надеюсь, завтра вашей супруге станет лучше, — сказал Фонтан.
— Я тоже надеюсь…
Это была неправда: он не надеялся. Во время судебных сессий с Лоранс всегда плохо. Чем больше муж занят, чем больше у него ответственных дел и забот, тем упорней она старается осложнить ему жизнь. Странно, но он не восставал против этого. Лишь иногда, как, например, сегодня, после ужина, ему не удавалось справиться с раздражением. Обычно же он держит себя в руках. Он прекрасно изучил Лоранс и никаких иллюзий на ее счет не строит. А против чего тогда восставать?
Проводив Ломона до порога и собираясь заложить дверь засовом, Фонтан с непонятным возбуждением в голосе заметил:
— Снег, оказывается, идет!
— Да. Но, к сожалению, сразу тает.
Ни для судьи, ни для аптекаря это не имело никакого значения. Они давно уже перестали играть в снежки, лепить снежных баб, кататься на ледяных дорожках. Удержится снег или нет — важно для ребят. Для людей их возраста, тем более возраста аптекаря, снег означает лишние неудобства: необходимость надевать галоши, заботиться о расчистке тротуара перед домом, а при поездке на машине — дополнительный риск попасть в аварию.
Ломон сам поразился своему ответу и всю обратную дорогу размышлял, почему каждый год с одинаковой грустью говоришь: «Снег выпал» или «Снег тает»?
Гости от Морселей разъехались, во всем доме светилось единственное окно на третьем этаже. Г-жа Морсель и ее супруг сейчас, должно быть, раздеваются, беседуя о своих знакомых и о том, как прошла игра.
Ломон отыскал в кармане ключ, запер за собой входную дверь, не забыв закрыть и задвижку. Дом, хоть и велик, отличается поразительной акустикой. Лоранс со своей кровати слышит все, и стоит Ломону, не дай бог, позабыть про задвижку, его встретят выговором:
