Все это так странно, сказал я.
Для банального разговора не слишком удачное начало.
Что тебя удивляет?
Ты, сказал я. Ну, что ты мне позвонила. Что именно ты. И что я.
Я встретился с ней взглядом. Н-да.
Ты хочешь сказать «мы».
Я опустил глаза. Я пока еще не ощущал себя внутри этого «мы». Я не прочь был подойти поближе и, собственно, уже подошел и вглядывался в пейзаж, где якобы должен был находиться вместе с ней, но ничего определенного не видел, все расплывалось.
Как вода за окнами.
Чем я это заслужил? - спросил я. Разве я что-то такое сделал? Мы едва знакомы.
Я не решаюсь говорить с тобой о Клеманс, ответила она.
Теперь она уже сидела за столом, держала стакан, я тоже. То есть мы сидели вместе, рождалась какая-то атмосфера, но я ее, эту женщину, пока еще видел смутно и говорил себе, что торопиться некуда. Кстати, сообразил я вдруг, упоминание о Клеманс не сделало мне больно. Что за поразительные минуты.
Не понимаю, при чем тут Клеманс, заметил я.
И подумал: надо же. Я это имя вслух произношу. И ничего. Я чуть было руки не потер от удовольствия. Кажется, эта девица начинает мне нравиться. Я такого не предполагал. Что она мне просто понравится. Что мне с ней будет приятно. Вот так спокойно говорить о Клеманс. Я грежу.
Не заводись. Выслушай сначала, что она скажет.
Ты на нее так смотрел, сказала она. Что же она должна была чувствовать! Я воображала, чтó она чувствует. И чтó чувствуешь ты. Я тебя видела.
Я взглянул на нее. Трудно, сказал я себе, как следует видеть женщину, которая на вас смотрит. Смотрит, как вы смотрите. На другую. Оставаясь к ней в профиль.
Но я не мучился. И даже начинал всерьез ощущать голод.
Мне хотелось оказаться на ее месте, сказала она. Под твоим взглядом. А будь ты один, я бы этого взгляда не увидела.
А если бы я смотрел на тебя? - спросил я.
Чтобы поддержать разговор. Я на нее тогда не смотрел. И сейчас не смотрел тем взглядом, какой подразумевался в моем вопросе, и это могло ей не понравиться. Но ведь и не предполагалось, что я ее люблю. Не все сразу.
Если вот так, как сейчас, это не произвело бы на меня впечатления, подтвердила она. Не тот взгляд.
Пока у меня другого нет, сказал я.
Я не то чтобы упрямился специально. Но я не умею лгать. И потом, все было чуточку сложнее. Она видела, что я ее не люблю, и я на нее за это сердился. И оттого любил еще меньше. Она меня даже раздражала слегка. Что меня нисколько не огорчало. А я-то еще думал, что эта женщина мне нравится.
Можно пойти куда-нибудь пообедать, предложил я.
Можно перекусить здесь, сказала она. Как насчет салата?
Я ничего не имел против. К салатам я привык. Мы уже сидели за столом. Оставалось его накрыть.
На суденышке имелась и кухня. К ней из гостиной вел коридор. Я пошел следом за Одри. В окне над раковиной качался какой-то утлый парусник. Парусник без парусов. Его проржавевшая палуба то поднималась, то опускалась, мы тоже покачивались. Справа по борту шел прогулочный теплоход.
Я предложил ей помочь. Порезать помидоры. Открыть консервы. Она давила чеснок. За неимением иных вариантов я взглянул на ее руки. На нее саму решил пока не смотреть. Подумал, что еще будет время. Наступит минута, когда я решусь сделать это спокойно. За едой, например. Как и предполагал изначально.
И такая минута наступила: увидев одни только ее руки, ну, правда, еще и профиль немного, я заметил, что мне нравится ее рот, в профиль, понятно, а также посадка глаз, особенно веки, я раньше не обращал внимания на ее веки и на форму глаз под веками, особенно сбоку, форму того, что называется, кажется, глазным яблоком, и я подумал, что женские глаза можно любить за их рельеф, в общем, наступила минута, когда мы снова сели за стол, но теперь мы не только пили, теперь приходилось подолгу жевать, и я использовал это время для размышления, в частности, о том, какое впечатление производит на меня эта женщина. Однако она меня прервала и спросила, почему я пришел.
Я на секунду замялся, мне самому это было еще не совсем ясно, я только начал открывать для себя ее лицо в фас, и она мешала мне сосредоточиться, потом я ответил, что просто исключил причины, по которым мог бы не прийти. Нельзя ли точнее? - спросила она.
