– Вот оно что! – воскликнул Бернар. – Посмотрите-ка!
Он подобрал нож, держа его за остриё, и положил его на каменный край фонтана.
– Ахмед! Ахмед, ты слышишь меня?
Чёрные ресницы приподнялись; открылись глаза, спокойные и строгие, глаза юноши, почти ребёнка. Но отяжелевшие веки вновь закрыли их. Бернар нашёл наконец рану, не очень широкую, но нанесённую явно изо всей силы; её коричневые набухшие края, похожие на губы, всё ещё кровоточили. Он прижал обе ладони к окровавленному плечу, пытаясь сдвинуть края.
«А это чертовски трудно», – сказал он себе.
– Ахмед! Кто это сделал?
Губы Ахмеда дрогнули, но не проронили ни слова, потом дрогнули ещё раз, и он пробормотал:
– Бен-Касем…
– Вы поссорились?
– Фатима…
– Фатима? Это не та ли симпатичная девчушка, что я видел внизу?
– Да…
– Ладно, ясно в общих чертах.
– Что он говорит? – спросил издали голос Розы.
– Ничего для тебя интересного. Ахмед, ты сможешь опереться на руки, только на минуту? Нет? Тогда не двигайся. Я так и знал, что ты понимаешь по-французски.
Он рванул на себя разрезанный рукав и разодрал его на три полосы: получилось достаточно длинное подобие бинта.
Охваченный всё тем же лихорадочным весельем, он действовал теперь торопливо, едва сдерживаясь, чтобы не засвистеть или не замурлыкать песенку. Если продеть бинт под мышку, потом через плечо, есть шанс остановить кровь, которая уже не текла, а сочилась, как будто иссякла… Он чувствовал неподвижный взгляд Ахмеда: тот смотрел на его руки.
– Фонарь! – вдруг крикнула Роза. Действительно, лампочка в одном из фонариков засветилась красноватым светом, угасая. «Вот это уже совсем не смешно…»
– Приподнимись, – сказал он Ахмеду. – Постарайся посидеть прямо, пока я тебя перевяжу. Я сделал тебе больно? Ничего, старина, потерпи… Эта детка могла бы нам помочь, но попробуй-ка втолковать ей…
Пот капал на повязку, на рану; утирая лоб, он перепачкал его красным и липким.
– Ладно, какая уж тут антисептика!.. Чёрт побери, это ты для Фатимы надушился? От тебя так и шибает в нос сандалом. Ну-ка… Вот всё и в порядке.
Он приподнял Ахмеда за талию, усадил и поднёс фонарик к юному, без малейшего изъяна лицу. На губах, утративших свой пурпурный цвет, в глазах, обведённых коричневыми и оливково-зеленоватыми кругами, мелькнула улыбка, и ответом ей была невидимая во тьме улыбка, скорее гримаса на мокром от пота лице Боннемена, которому вдруг стало неловко от переполнявших его чувств.
– Хочешь попить? Я и забыл, что здесь есть вода, представь себе…
Ахмед сделал знак свободной рукой:
– Нет эта вода течёт из-под олеандров… Она плохая.
Он говорил без акцента, раскатисто произнося «р».
– А сигарету?
Большой и указательный пальцы, золотистые от привычки к табаку, потянулись к нему: да. Бернар вытер руки перепачканным кровью платком, порылся в карманах, измазал красным пиджак, даже не обратив на это внимания, и вложил в губы Ахмеда зажжённую сигарету. С наслаждением вдохнув дым, оба умолкли и лишь затягивались, делая одинаковые нехитрые движения. Кольца дыма едва заметно отливали цветами радуги, как будто разбивались, коснувшись краёв светящегося круга, и вновь появлялись выше, скручиваясь в завитки под раскидистыми ветвями синего кедра.
Негромкий кашель вывел двух молодых людей из блаженного оцепенения. Бернар повернул голову.
– В чём дело?
– Я замёрзла, – жалобно протянула Роза.
– Не замёрзла бы, если бы нам помогала. На, держи свой плащ, он мне не понадобился. Ахмед, малыш, придётся двигаться. Сдаётся мне, моя повязка – всё равно что ничего. А… который час? – Боннемен соскрёб ногтем засохшую кровь со стекла своих наручных часов и вскрикнул от удивления: – Без четверти три! Не может быть!
– Был уже второй час, когда мы ушли из отеля, – произнёс обиженный голос.
Он перемахнул через край фонтана и побежал к Розе.
– Роза, вот что мы сейчас сделаем…
Она отскочила.
– Не трогай меня, ты весь в крови!
– Ладно, сам знаю! Роза, ты можешь помочь ему спуститься вниз? Он обопрётся на твое плечо, а я поддержу его с другой стороны. С передышками доберёмся за полчаса… Или можно по-другому: ты возьмёшь фонарик, пойдёшь одна в отель или в сторожку и пришлёшь кого-нибудь на помощь… Ну? Что скажешь?
