Позвякивали удилами, хрупали траву лошади, а человеческих голосов не слышно. Все замерли.
Одной рукой Иваныч держал вилы у самых рогов, другой — пониже. Он рванул кверху копну — острый конец черня упёрся в кочку.
— Всю взял! — зашумели колхозники.
Иваныч подчистую наколол копну. Теперь надо поднять и закинуть на зарод. Зарод высотой с избу.
Перебирая руками черень, Иваныч тянулся к его концу. Тело Иваныча в узлах и жилах. Володе казалось: вот-вот какая-нибудь жила трахнет выстрелом. Копна, разлохматясь, едва поднималась вверх; черенок гнулся удилищем, остриём рвал кочку. Мало-помалу Иваныч поднял копну на высоту вил.
Заликовали молодые, подбадривали Иваныча. Он передохнул и норовил выжать на руках копну. Это трудно. Другой поднимет изрядный навильник и закачается, так и не донесёт на зарод. Уронит сено.
Копна в небе — тучей. Иваныч наблюдал за ней и переступал с места на место. Улучив момент, оторвал черенок от земли. Теперь уже ходил с копной. Но вот разбежался, присел — и ловко толкнул копну на середину зарода.
Молодые шумно поздравляли Иваныча. С озера прибежали голые ребятишки, думали — пожар. Одна Егоза стояла невозмутимо по уши в воде, ждала звона лемеха.
— Ну, рабочий класс, теперь ты покажи нам свою силушку! — говорили пожилые колхозники отцу Володи. Они знали его ещё мальчишкой.
Володя не против состязания. Пускай видят ребята, какой у него отец! И в то же время побаивался: а вдруг отец подкачает, он давно не держал вилы.
Отец не хуже Иваныча пригвоздил копну. Поднял. Грудь и руки его завидны неуёмной силой. Володя слышал, как дышал отец, слышал, как стучало его сердце, потрескивали мускулы, словно струной натянутый канат. Может, это дымокур трещал и не отцово сердце слышал Володя, а своё? Вот как было тихо… Хрястнул черень — копна упала.
Илья осмотрел излом и сказал растерянному отцу:
— Силы в тебе, пожалуй, больше, чем у Иваныча, да сноровка не та. Копну ты поднял — другому за четыре приёма не забросить на стог, но тряхнул резко, вот и хрупнули вилы.
Ребята и взрослые ощупывали игольчатый излом, сучок нашли. Потому, дескать, и не выдержали вилы. Колхозники оправдывали отца.
4
По лугу раскатился звон лемеха. Егоза выбрела из воды и побежала на табор.
— Ату! Держи её! — вслед лошади кричали косари.
На конях, а кто и пешком, они подались обедать. Володя и Шурик поехали на Буране. Копыта утопали в пышной земле дубовой релки. Глухо похрустывали сучки. Пахло калиной и грибами.
— Оставайся с нами, Светунец, — сказал конюх Илья и скосил глаза на отца Володи. — Гляди, как у нас людно. Давно ли было: техники много, да работать некому. Вытрет с губ мамкино молоко парнишка — его слали в город, — вспоминал Илья. — Да, бывало, Светунец… Призадумалось правление колхоза: разбегутся ребята, а мы, старики, перемрём — поля заглушит бурьян. Думали, гадали и постановили: держать для мальцов коней.
Колхозники знали, о чём рассказывал дед, однако не мешали ему, слушая, посматривали на городских. Теперь Илья шёл возле отца.
— Русский мальчишка без коня — сирота. Без коня не помощник малец, вроде Шурки. Без коня он поля не узнает, утром зорьку не увидит. Откуда же будет у мальчишки тяга к родной земле! — разыгрался на слово конюх. — Нынче верхом тоже далеко не уедешь. И решило правление: мальцам — коней, а подростков — к машинам. Устроили курсы при школе. Понавезли моторов, даже целый трактор и грузовик выделили. Копайтесь, орлы, в железе, мозгуйте, что к чему. Так ли я говорю? — Дед толкнул русого паренька. Это он на гусеничном тракторе тащил по лугу сани.
— Всё так. Мне сразу вручили аттестат зрелости и удостоверение механизатора. С парты пересел за рычаги.
— Верно! — подмигнул отцу Володи конюх. — В городе безвылазно жить человек устаёт и в деревне устаёт, особенно молодой. У нас заведено так: наскучило тебе село, поезжай в город — гости в Доме колхозника, ходи по театрам, по музеям. Надоела городская сутолока, кати домой. Тогда и село тебе будет дорогим, и работа в руках заспорится. А бывало, убежит парень в город, через месяц он был бы рад вернуться в село, да стыдно. Там и остаётся, сохнет в тоске по родине…
