А у Андрея и у девы уж дети появились; растят они их, живут счастливо сами беды не знают, а другим в беде помогают.
Годы летят словно листья с древа осеннего, кружатся в прекрасном листопаде; нет художника равного Андрею, как природа, в глазах его влюбленных, прекрасны полотна...
А Михаил, в своем времени, поселился в уготовленном ему доме: глядит, там и впрямь все книгами учеными заставлено, лежат на полках порошки, да минералы земные, и заготовлено уж всякое добро для поисков его.
Рассмеялся Михаил, говорит:
- Ну вот - вся жизнь впереди. Материал лежит, стоит только руку протянуть - ну что ж, дело за мной!
И взялся он за постижение наук. Забыл он и про еду, и про все радости жизни; днями и ночами над древними книгами сидит, что надо выписывает, кое-что и сам добавляет. Исхудал он, давно уж и света солнечного не видел, все жажда постичь мир, и создать многое для благо человека затмила.
Год напряженного труда проходит, второй - не знает он, что такое отдых. Постигает он многие науки, ибо чует, что только из сплава их, сможет достичь задуманного... Третий, четвертый, пятый года проходят - уж не похож на себя Михаил - щеки впали, посерела кожа, будто в темнице он эти годы провел.
Горы книг он прочел, толстые тетради выписок сделал, постиг мудрость ученых древности; сам творить начал.
Многое он изобрел, много для благо людского дал. Что-то принимали люди, что-то за дьявольское принимали, и тогда едва ему удавалось от гнева толпы спасаться.
От того что приняли люди от Михаила - легче их труд стал; больше времени для созерцания мира появилась, для своего совершенствования. А Михаил не унимается: одно изобретет, тут же за другое примется - хочет он на дно океана опустится, до звезд в небо подняться; все болезни победить, весь труд тяжелый да грязный с людских плеч сложить...
Что-то ему удалось: многие болезни победил, много механизмов изобрел еще большее не успел; смерть уж близка, а замыслов в голове еще на целую сотню лет!
А что же Иван? Перенес его дьявол в хрустальный дворец, на брег лазурного моря. Здесь тихо волны о янтарный песок шелестят; жемчужины на дне морском, словно сердца живые переливаются, мерцают. На брегу же, у дворца хрустального, сады да парки раскинулись и звенят в тех парках фонтаны, между деревьями птицы райские перелетают, трелями заливаются. На деревьях плоды круглый год растут и прекрасные девушки-служанки те плоды Ивану приносят, танец кружат перед ним. Ходят по мраморным залам распушив хвосты, словно веера, павлины. Льется в теплом воздухе музыка небесная...
Днем за днем лежит Иван на подушках, плоды ест; зевает, мед в себя заливает; пение слушает; ходит и по парку, на солнышке сидит, млеет. Он уж и забыл, что такое труд, забыл и что такое люди; забыл и про братьев, и про отца своего. Забыл и про то, что дьяволу был должен. Он уж, чтобы совсем ничего не беспокоило, уверил себя, что всегда так и было, что это и есть жизнь, что так и будет вечно...
Слились пустые, похожие друг на друга дни в года - года в десятилетия, и чем дальше тем быстрее летело однообразное время - где не было ни мыслей, ничего кроме зевания, да поглощения в себя плодов. К большему Иван и не стремился, и знать ничего не хотел.
Но вот и смерть подошла: хоть и жил Андрей с возлюбленной своей за сотню лет, до истинного рождения своего; а все же, колдовством дьявола, умерли все они как бы в один день.
Вот три духа - три светоча, среди великих просторов, где нет ни времени, ни тьмы, ни света; между миров, между раем и адом.
Летит из черной бездны, под ними поднимается облако великое; кровавыми молниями блистает, тысячью волчьих стай завывает; темны щупальца к трем братьям простирает.
Загремели тут ветры, и голос рокочущий из тучи вопрошал:
- Ну что, довольно ли вы пожили? Готовы ли теперь со мною в ад спустится?
Сжалась, побледнела от ужаса душа Ивана:
- Может не надо? - спрашивает.
Облако только потешается; только тьмою наливается, громче хохот...
А два брата Андрей и Михаил не испугались, ибо готовы были к этому моменту, только ярче их души запылали; точно два облака солнечных пред дьяволом горят. Ему и больно на этот свет смотреть.