«…ему нужны сто франков, и притом немедленно; в противном случае он вышвырнет Козетту, хотя она только еще оправляется после тяжелой болезни, на холод, на улицу…»
– Можно не тратиться на мебель, – Федор Федорович коротко глянул на девочку в кресле и понизил голос, – можно ничего не тратить, а просто, – он заговорил совсем тихо, – пусть Леленька поживет у Иры. Школа рядом, тебе меньше хлопот…
– Это исключается, – твердо ответила Таечка, – ребенок должен жить интересами семьи. К тому же, если ее отправить к матушке, мне потом месяцами придется расхлебывать последствия.
«Какие последствия, о чем она? Ведь только что говорила, что хочет наладить контакт», – Федор Федорович потянулся к нарзану.
– Но зато, – Тоня тоже заговорила тише, – Леленька поможет вам, наконец, столковаться. – Она с воодушевлением продолжала: – Может, сестра немножко оттает, а вы через Лелю пригласите ее в гости, познакомите с Дорой. Подумай, Тайка!
«Не менее странное действие произвела эта фраза и на Фантину. Она подняла голую руку и схватилась за печную заслонку, словно у нее вдруг закружилась голова. Потом оглянулась по сторонам и заговорила тихо, словно про себя:
– На свободу! Меня отпустят! Значит, я не сяду в тюрьму…»
– Для моей матушки дверь в наш дом всегда открыта, – так же твердо и громко ответила крестница, – и она это знает.
Федор Федорович поморщился:
– Подожди, детка; подожди. Давай все-таки решим, как вы разместитесь.
– В тесноте, да не в обиде! – запальчиво отозвалась Таечка.
– Комната не резиновая, – покачал головой Федор Федорович. – Можно сделать иначе: пусть Леленька ночует здесь, у нас, а дни проводит дома, как следует быть. Таким образом, – торопливо добавил, – не нужно покупать ни раскладушку, ни кресло-кровать, и складывать стол тоже не нужно. Ну?
Олька боялась поднять глаза. Ну?.. «– Приказываю отпустить эту женщину на свободу».
Таечка покачала головой, потом посмотрела на часы и поднялась.
– Ляля! Собирайся. Дома дочитаешь.
«– Ступайте, – сказал Мадлен.
Жавер принял этот удар грудью, как русский солдат, не дрогнув, не опустив глаза. Он низко поклонился господину мэру и вышел».
В прихожей, как обычно, все топтались, мешая друг другу. Тоня переглянулась с мужем и полезла в сумочку, Федор Федорович пошел в кабинет за бумажником. «Возьми, возьми, ты должна принять свекровь достойно, как следует быть», – и оба совали Таечке деньги в карман пальто.
Спустя еще какое-то время, убирая посуду в буфет, Тоня повернулась к мужу:
– Пока то до се, приедет эта Дора, осмотрится, а потом, наверное, надо к нам пригласить. Однако с сестрой как быть?
Федор Федорович пожал плечами:
– Не ломай себе голову: мать приезжает к сыну, двадцать лет не виделись. Какое «пригласить», кому это нужно? А потом что – «приезжайте к нам в Кременчуг»? Или письма будешь писать? Успокойся.
Тоня задернула занавески, расправила складки и задумчиво, безо всякой связи со сказанным ранее, произнесла:
– Все-таки я не понимаю: ну что Ирине нужно?..
«Не понимаю: чего ей надо, этой Ирэн?..»
Настя раскрыла книгу, и Зинкина фраза словно выскользнула из нее вместе с закладкой.
Пока она продиралась через английский текст, Зинка проглотила роман залпом, а потом, когда Настя по вечерам уходила на лекции, внимательно перечитывала, встречая подругу очередным возмущенным – или восхищенным – замечанием.
Сегодня Зинки не было: на завод приехала иностранная делегация, в столовой шла подготовка к торжественному банкету, и Зинка торчала на работе допоздна. Это не мешало ей возобновлять с Настей разговор о Форсайтах так, словно речь шла об ее собственных родственниках.
Благодаря доценту Присухе Настя привыкла произносить имя героини так, как произносили его в Англии: Айрин, но переубеждать подругу не стала. Зинку раздражало в героине буквально все, включая «дурацкое» имя.
Работа над курсовой шла, к удовлетворению доцента Присухи, очень успешно. Он не только не скрывал своего удовлетворения, но и собирался представить курсовую на конкурс студенческих научных работ. Каждый раз он с особым нажимом говорил о перспективной теме, из которой «вырастет ваша дипломная работа». Потом спохватывался и напоминал о социальном аспекте, хотя, по мнению Насти, почти вся библиография состояла из этого аспекта. Сначала она опасалась, что завязнет в английских литературоведческих статьях, но Присуха ободряюще улыбался: все не так страшно, мисс Кузнецова; главное, проработайте список тщательно.
