Черняки были образцовой семьей. Их род и племя остались на Украине, откуда они происходили. После войны Николая Денисовича отправили по работе в Псковскую область, затем в Ленинград, и только незадолго до рождения сына супруги осели в Городе. Олег, единственный ребенок, рос на глазах у матери: Алиса Ефимовна работала в детском саду. «У меня музыкальное образование по классу фортепьяно», – сообщила со скромным достоинством.
Терция – доминанта – терция…
Музыкой свекровь не злоупотребляла – пианино в доме не было. Видимо, ей вполне хватало детсадовской программы, где из года в год разучивали «Маленькой елочке холодно зимой» и «Петушок, петушок, золотой гребешок», что Олька помнила из собственного детсадовского опыта.
Семью дополнял старый кот Кузя. Когда Ольга спросила, гуляет ли «ваш кот» во дворе, Алиса Ефимовна поправила: «Это кошечка».
Аналогичную ошибку лет пятнадцать назад совершил Олег, притащив в дом хилого серого котенка, который до встречи с ним накопил кое-какой жизненный опыт – по всей вероятности, несладкий, почему и согласился безропотно на мужское имя. Котенок только-только освоился с домом и хозяевами, покладисто откликался на «Кузя, котик», как балкон начали осаждать местные котики столь отпетого вида, что чувствительная Алиса Ефимовна потеряла сон. Тогда-то и выявилась истинная сущность Кузи. Радостный Олежка с криком: «У нас будут котята!» кинулся во двор осчастливить этой перспективой желающих и не слышал, как Алиса Ефимовна твердо заявила: «Только не это! Мы должны принять меры». Либо слышал, но не придал значения, либо просто не понял в свои четырнадцать лет загадочную фразу.
Меры, однако же, были приняты незамедлительно.
Кошка по-прежнему была всеобщей любимицей. После принятых мер она стала похожа на хозяйку: располнела и двигалась так же неторопливо, разве что веснушек не было. Теперь ее балконный моцион никто не нарушал. Она продолжала называться Кузей, но кошкой быть перестала.
Существо с мужским именем; бывает.
– Какое счастье, – доверительно призналась Ольге свекровь, – что мы с Коленькой вовремя приняли меры. Ведь мы тогда в коммунальной квартире жили, и вдруг бы – котята! Какое счастье.
«Знаешь, я в тот день ревел, как… сирота какой-нибудь, – признался Олег, – не мог поверить, что Кузька… что у Кузьки никогда котят не будет, понимаешь?»
Ольга кивнула. Какое счастье, подумала она, что твоя мать не сотворила такое над собой, ведь тогда не было бы тебя, и мы никогда бы не встретились. Какое счастье.
Присутствие кошки сильно облегчало общение с Черняками. Когда затягивалась пауза, достаточно было погладить сонную Кузю и задать какой-нибудь невинный вопрос типа: «А чем вы ее кормите?», после чего свекровь начинала подробно и любовно живописать:
– Каждое утро варю овсянку свеженькую, а туда добавляю кусочки хека.
Николай Денисович хмыкал, отбрасывал газету, крутил головой:
– У нее не все дома! Сколько раз говорил: дай кошке «Завтрак туриста» – и дело с концом; так нет!
– …или сливочек налью в овсянку, – невозмутимо продолжала свекровь, – если свежие, конечно.
– Мне она свежих сливочек не предлагает, – язвил свекор.
Беседа начинала бить тугой фонтанной струей.
– А сам-то! – Алиса Ефимовна всплескивала полными руками и поворачивалась к невестке. – Подумай, Оленька: рвет газету на мелкие кусочки, вот так: меленько-меленько.
– Зачем? – Ольга перевела взгляд с «Известий» на свекровь.
– Для Кузи! – пропела та. – В подносик. У нее свой туалет, ты обратила внимание?
Да уж обратила.
Ольга понимающе кивала, продолжая гладить кошку.
Какое счастье, что Олежка не похож на них. Какое счастье, что мы не похожи на своих родителей, ведь родителей не выбирают и не меняют.
– И сам убирает каждый раз, Коленька очень за этим следит. Он просто помешан на гигиене.
…потому что, будь я похожа на мать, сидела бы сейчас с ее снисходительной улыбочкой, похрустывая пальцами, а потом рассказывала бы кому-то из подруг, как мать передавала все впечатления своей Ксении или Музе, какие мещане эти Черняки.
– Как только Кузя сходит по-большому, Коленька бежит в туалет и…
