— Готов! — подал сигнал старшина Князев.
— Готов! — вторил ему Ершов.
— Готов! — доложил и Желтый.
Громов счел, что жидкое стекло затвердело, и тоже крикнул:
— Готов!
Подошел летчик-инструктор Чернов. Громов доложил ему о готовности машины к вылету и принес тетрадь, где летчик расписался в приеме машины. С момента расписки за исправность самолета отвечал летчик-инструктор. На беду Пучков вызвался лететь с Черновым в качестве борттехника, что практиковалось редко...
Войдя в свою квартиру, Зина упала на диван, заплакала и стала скликать все беды на голову Строгова. Он никогда не любил ее! И чего она втрескалась, как глупая девчонка?
Она понимала, что всего честнее было бы сейчас собрать вещи и уехать: каково теперь смотреть мужу в глаза? Но сколько времени она проживет одна? Месяц, полгода? А потом что? Опять ходить в городской парк, опять на танцы? Но она пополнела, подурнела, теперь любая девчонка может спросить ее: «Тетенька, вы все еще танцуете?»
Будто воочию Зина увидела ту девчонку, которую когда-то вывела с танцевальной площадки, и пожалела, что сама-то она уже давно не девушка. Да, разве легко ей теперь найти хотя бы такого, как Пучков?
«Нет, надо разбиться, но удержать его во что бы то ни стало», — решила Зина. Он жаждал ее ласки, ее уважения. А она? И простит ли он?
Зина стала писать письмо.
Она просила прощения, клялась, что будет верной, преданной, любящей, что эта старая блажь менять ухажеров ударила ей в голову.
Последние строки письма ей вдруг показались излишними. Она разорвала письмо и, надев свое лучшее платье, поехала на аэродром.
Сойдя с попутной машины у развилки дорог и не заглянув в свою «спичечную коробку», Зина пошла по пахнущей бензином обочине к палаткам. Там, за палатками, не то на старте, не то на стоянке находился муж.
Вскоре она подошла к палатке дежурного. Из нее вышел Миша Пахомов и, как только увидел Зину, нахмурил брови.
— Вы к кому?
— Мне старшего лейтенанта Пучкова. Вызовите, пожалуйста, я его жена, — сказала Зина, не останавливаясь и намереваясь войти в палатку. Она помнила, что в палатке стоит телефон, как-то ей пришлось звонить оттуда на стоянку.
— Старший лейтенант вылетел с инструктором Черновым, — сказал Миша, загораживая собой матерчатую дверь.
— Спасибо, я приду через час... Он вернется к этому времени?
— Никак нет! Он теперь будет жить на самом далеком аэродроме. — Сказав это, Миша покраснел и потупил взгляд.
— Вы меня обманываете! Он здесь! — обиделась Зина. — Я сама позвоню.
И она попыталась проникнуть в палатку дежурного.
— Стойте! — Пахомов раскинул руки, загораживая вход.
— Я жена офицера! У нас несчастье! Какое вы имеете право?..
— Гражданским не положено!
— Так я сама пойду туда! — кивнула она на стоянку. — Мне он нужен, нужен! Как вы понять не можете?!
Зина зло ощерилась и пошла к аэродрому.
— Новиков! Винтовку мне! — скомандовал Миша. Солдат Новиков, из пополнения, вынес ему винтовку.
— Стойте!.. — закричал Миша. Но Зина продолжала идти.
— Стой! Стрелять буду! — в сердцах крикнул Миша.
Он рассердился не на шутку. Обогнав Пучкову, он вскинул оружие на изготовку и скомандовал:
— Шагом марш с аэродрома!
Изящным движением руки Зина отвела от себя штык и с той милой улыбкой, какой улыбалась понравившимся ей мужчинам, сказала:
— Молодой человек, хватит вам шутить, ну, позовите же моего мужа, голубчик!
Широкое, как лопата, лицо Миши Пахомова расплылось в улыбке: неловкий, неуклюжий, он за шесть лет службы ни разу не слышал от девушки или женщины ни одного ласкового слова. К тому же Зина ему нравилась, как нравилась каждая смазливая девушка. Но приказ есть приказ. Миша насупил брови, согнал с лица улыбку:
— Шагом марш с аэродрома! Идите скорей из лагеря... Я выполняю приказание! — И Миша крепче сжал винтовку.
— Уж не Пучков ли вам приказал?
— Откуда вы знаете? — спросил простодушный Миша.
— Спасибо, голубчик, — сразу все поняла Зина. — Ты не Миша ли Пахомов будешь?
— Да, я Пахомов, но откуда вы это знаете?
— Я всех вас знаю. И тебя в особенности. Муж часто мне рассказывал о твоей святой простоте.
— Вы это бросьте. Какой я вам святой? Мне приказано гнать вас из расположения эскадрильи. Бегите скорей, не то выстрелю. И мне ничего не будет! Ясно? Я на посту — ясно?!
