— Дура она, вот и довела до этого... — Он положил ладони под голову.
— Ты прав, Боря, это от недостатка интеллигентности.
— Спи, Виола.
— Хорошо, милый, я сейчас прикажу себе спать! — И она сомкнула свои глаза.
Вздрогнув, она проснулась часа через полтора, спросила:
— Сережа вернулся?
— Все стоят! — ответил Чернов, закуривая папиросу.
Было уже совсем светло, сквозь распахнутую форточку доносились голоса утренних птиц, а Пучков и Строгов еще стояли у забора сада и оба отчаянно жестикулировали...
— Ты куришь? Натощак? Ты совсем меня не слушаешься, — Виола с решимостью подошла к мужу, но, увидев у забора двух мужчин, двух соперников, стоявших лицом к лицу, она забыла о намерении вырвать папиросу и, потягиваясь со сна, засмотрелась на офицеров.
— Они любят ее... Любят! — воскликнула она восхищенно.
— Может, есть за что? Всю ночь воюют...
Виола подошла к мужу, взяла у него папиросу, спросила:
— Боря, а ты стал бы меня так отстаивать?
— Была охота... — улыбнулся он.
Виола потухла и медленно пошла к постели. Чернов стал обуваться.
— Ты куда, Боря? Отдохни немного перед полетом...
— До сна ли тут?
— Ну, а зачем меня обидел?
— Не будешь говорить глупостей! Ты ведь знаешь, я всегда считал, что только умная женщина может дать настоящее счастье... — проворчал Чернов и в чем был, в пижаме и ботинках на босу ногу, пошел за Пучковым.
Насильно оторвав друга от Строгова, Чернов под руку повел его домой.
— Ты с ума сошел! Через три часа вылет. Пойдем уснем хоть часок... — говорил он в сердцах.
— Мне не уснуть. Ты оставайся, а я поеду на аэродром, — сказал Пучков.
Чернов понял, что долгий, продолжавшийся всю ночь разговор ни к чему не привел, и, опасаясь оставить Сергея одного, поехал с ним.
Строгову ничего не оставалось, как вернуться к машине, в которой он оставил Зину.
Было уже совсем светло. Вовсю верещали скворцы. Над мокрой землей, на уровне голубевшего вдали соснового подроста, висела тонкая пелена розового тумана.
Подойдя к «Победе», стоявшей на луговине у асфальтовой дачной дорожки, Строгов увидел, что весь низ ее забрызган грязью, а верх в накрапах дождя, отражающих солнце. Он заглянул внутрь «Победы»: Зина спала сном праведника, растянувшись во весь рост. Уходя вечером для объяснений с ее мужем, он и шутку подсказал ей, что сиденья могут быть превращены в кроватью... Строгов распахнул дверцу. Зина проснулась и, быстро вскочив, отошла за машину — глянуть на себя в зеркало. Волосы были растрепаны, левую щеку перечеркивал след от рубца на обивке сиденья.
Кое-как причесавшись, она спросила:
— Уж не водку ли вы пили там?..
Сперва она радовалась, что Строгов принял решение поехать к Пучкову: зачем держать такое в тайне? Узел надо рубить и немедленно... Когда сквозь редкий дождь показался двухэтажный дом, где жил Чернов (она была в нем всего один раз), Зина упросила Строгова, чтоб он не вмешивал ее в это дело: неудобно смотреть мужу в глаза, ведь ничего плохого она от него не видела...
— А говорила, что бьет! — равнодушно заметил Строгов, выходя из машины.
Оставшись одна, Зина ерзала на сиденье от радостной, гордой мысли, что у нее два соперника и оба не какие-нибудь простые парни, а серьезные умные офицеры... Стало быть, в ней действительно есть что-то такое, чего нет во многих женщинах. Сознание собственного превосходства удовлетворяло ее тщеславие. Прошло часа полтора, и чувство это сменилось тревогой и даже страхом: не подрались бы! Но скоро она себя утешила: не мальчишки же они, в конце концов... Да почему и не подраться? Ведь в старину мужчины выходили из-за женщин на дуэль. Неужто теперь чувства так измельчали?
«Глупости лезут в голову, глупости, — думала она. — Они не будут драться... Но почему они так долго торгуются? Да и надо ли было ехать к Пучкову? Что она — его вещь, что ли? Зачем это нужно его согласие?»
От этой мысли она показалась себе жалкой игрушкой. Ей стало обидно, что у Строгова не хватило смелости решиться на женитьбу без всякого уведомления Пучкова.
«Это не благородство, это слабость, — рассуждала она. — Если по-настоящему любишь, то тебе наплевать, что будут говорить о тебе люди... Стало быть, Строгову недостает любви!» Зина надавила кнопку гудка. Но никто не внял крику ее испуганной, заплутавшейся души. Строгов и Пучков продолжали ходить, будто ничего не слышали.
