Свет любви - страница 57

Мать и отец ей, видно, надоели, да она и побаивалась приставать к ним, поэтому то и дело вскакивала к Игорю на колени и, взяв одну или две фотокарточки, съезжала на пол и бежала в угол комнаты. Там, на простыне, у нее лежали три куклы. Карточки она складывала около их голов, причем у Чучелки — так называлась кукла с растрепанными льняными волосами — была всего одна карточка, а у других по целой горке.

— Ты Чучелка, ты немытая. Я тебе больше не дам... Тебе не дам, — приговаривала девочка.

Затем Наташа вытащила откуда-то электрический утюг со шнуром и приложила штепсель к уху:

— П-а-пы нет дома... П-а-па на полетах, — говорила она, нежно растягивая первое слово.

Беленький перехватил взгляд Игоря и пояснил:

— Это она отвечает на телефонный звонок...

— А ты скажи, кто у телефона... — спросил девочку Игорь.

— Наташа... Наташа Беленькая слушает, — продолжала играть девочка.

— Скажи: Наталья Ефимовна. Ты ведь папина? Да? — продолжал Игорь.

— Я не Наташа Ефимовна, а Наташа Леновна, я бабушкина и дедушкина, — серьезно ответила девочка.

Игорь и Ефим рассмеялись.

— А где дедушка и бабушка живут? — спросил отец, почему-то щипнув ус.

Наташа бросила шнур и, взобравшись на колени Игоря, сведя брови к переносью, быстро и сосредоточенно стала искать нужную ей фотокарточку.

— Вот тут... рядом, рядом, — обернулась она к Игорю, ткнув пальцем в каменный дом с колоннами на фасаде.

Игорь взял фотокарточку, и сердце его екнуло: он узнал дом, в подвал которого немцы согнали их перед отправкой в Германию...

— Это тот самый? — спросил он старшего лейтенанта.

— Тот самый... — подтвердил Беленький. По пути в Мисхор он заезжал к родителям и теперь сообщил другу, что в том доме разместился сельскохозяйственный техникум, его подвалы заняты под склады, а на фасаде повесили табличку: «Памятник архитектуры XIX века. Охраняется законом».

— Другую табличку надо повесить. Надо написать: в подвалах этого дома фашисты кости дробили нашим людям... Эх, Фима, сколько было таких подвалов на Украине, в Белоруссии, под Ржевом? А сейчас и следа, поди, не найдешь...

— Жизнь есть жизнь, — тихо отозвался Беленький, — зарастают раны войны и на земле и в душах людей...

— На земле — да. А в душах... Не у всех людей. Нет! Проснешься иногда ночью и вдруг увидишь ясно, как мы бежали из города, как нас перехватили немцы, согнали для отправки в Германию, как мы из вагона через ту страшную дыру вываливались на грохочущее полотно и как разрезало пополам твоего брата Кольку... Вспомнишь и спросишь себя: все ли ты сделал, чтобы больше этого не случилось? Иногда так заведешься, что хочется ночью идти на стоянку...

— Пучков говорит, что ты хороший техник. Офицером бы тебе надо быть, Игорь... — задумчиво сказал Беленький.

— И рад бы в рай, да грехи не пускают!.. — в сердцах воскликнул Корнев.

Беленький затронул его больную рану. Только Громов считал, что Игорь остался на сверхсрочную потому, что потерял в жизни цель и перспективу. На самом же деле это было не так. Он любил авиацию. Ему, как и Громову, тоже хотелось стать профессиональным военным.

Сразу же после войны Игорь подал заявление в офицерское училище, но на мандатной комиссии к нему отнеслись с недоверием из-за того, что он с матерью оставался на оккупированной территории... Несолоно хлебавши Игорь вернулся в свою часть. То же самое повторилось и год назад. Он не чувствовал себя виноватым перед Родиной и тяжело переживал недоверие. Игорь знал, что кандидаты в летные училища проходят еще более строгую мандатную комиссию, чем он, пытавшийся поступить в техническое, и потому его так и подмывало спросить у Ефима, как же ему удалось «проскочить». Но он не решался, подозревая, что Ефим на вопрос в анкете — оставался ли на оккупированной территории — ответил «нет!». Зная, что Ефим и при немцах вел себя, как честный советский юноша, Игорь оправдывал такой шаг. Сейчас Беленький сам начал разговор об этом, и Корнев спросил его:

— Фима, как ты сумел преодолеть препоны?

— Скрыл, — хмуро ответил он, сразу поняв, что Корнев имел в виду, и оглянулся на дверь. — Мне тогда ничего другого не оставалось. А теперь это стало известно... На днях один приятель сказал мне, что у Шагова об этом докладная лежит. Кто-то в эскадрилье на тебя, Игорь, зуб имеет. Ну и меня приплел, как твоего друга...