Свет любви - страница 48

— По усам вижу: хорошо отдыхал, — подошел к гостю Сергей. Беленький тронул черные усики, похожие на миниатюрное коромысло.

— Ай, ай! — воскликнула Зина, подойдя с бутылкой в руке к столу: из чайника по клеенке ручьем скатывалась вода.

Ефим улыбнулся.

— Вы настоящие русские люди, радушные, гостеприимные. Вошел гость, и вы ему — все свое внимание, — сказал он, хотя и понял, что кран остался незакрытым из-за растерянности и даже испуга Зины.

«Это хорошо, — подумал он. — Значит, мучается угрызениями совести».

Зина быстро вытерла воду, отодвинула чашки, накинула новую, хрустящую клеенку, но от угощения гость отказался.

— Тогда... — Зина раздумывала с секунду, — шагом марш в другую комнату. Я буду убираться!

Пучков взял Беленького под руку и повлек в маленькую комнатку, служившую спальней и кабинетом.

Они прошли к окну, с которого ниспадал на стол подсиненный тюль.

Пальцы Беленького побежали по пирамидке запыленных книг, когда вошла Зина.

— Я не помешаю? — Она хотела именно помешать. Не зря же приперся Беленький — еще проболтается...

— Ну, что ты? — улыбнулся Пучков, вставая, чтобы Зина могла пройти к окну.

Но Зина сделала вид, что она не нашла то, что искала, повернулась и вышла.

Проводив ее взглядом, Беленький сказал, что пришел расспросить, что нового в эскадрилье.

Пучков начал рассказывать.

— Я не помешаю? — вошла опять Зина и, всплеснув руками — снова что-то забыла, — исчезла.

— Стало быть, ничего особенного не произошло? — спросил Беленький, заметив, что техник начинает повторяться. — А что же ты о самом главном не рассказал? Моего друга ошельмовали, а ты молчишь.

— Корнева-то! Мы не дали его в обиду, — вскочил Сергей и начал рассказывать, каким образом поймали Иванова, когда тот вел передачу, как Громов нагло обвинил Корнева чуть ли не в пособничестве и что сказал об этом ЧП начальник политотдела, вызывавший и Пучкова.

— За Игоря я ручаюсь больше, чем за самого себя, — сказал Беленький. Он рассказал Пучкову, как сидел с Корневым в фашистском застенке и как они бежали из поезда...

Ефим считал, что если уже тогда, в пятнадцать лет, Игорь был верным и стойким парнем, то теперь, после многих лет армейской службы, он закалился, и ничто не склонит его на пособничество шпиону.

— Да ведь никто, кроме Громова, его и не заподозрил, — повторил Пучков.

— Зарвался этот Громов. Не зря механики называют его фельдфебелем.

— Зарвался он потому, что никто, кроме него, не занимается с «технарями». Вот и ты, командир экипажа, возишься со своими курсантами, как клуша, а на «технарей» ноль внимания, — с досадой упрекнул Пучков гостя.

— Обучение и воспитание курсантов для нас, инструкторов, — главное, — слегка обиделся Беленький, — а у «технарей» есть инженер.

— Вот-вот, я и крутись как белка в колесе. И самолеты готовь, и механиков воспитывай.

— Ну, меня-то ты упрекнуть не можешь: я-то знаю, кто из моего экипажа чем дышит. О «технарях» и со старшиной не раз беседовал... Да ведь трудно его убедить в том, что для нас главное не только устав, но и человек.

— А Громов, наоборот, убежден, что прежде всего — буква устава. И ему плевать на наши беседы: он ведь обласкан теми, кто разделяет его убеждения... После скандала из-за Корнева я попытался сплавить старшину в другую эскадрилью. Так ведь не вышло. Разрешили закрепить за ним самолет: дескать, начнет работать сам, поймет, что это нелегко, и станет еще справедливее к техникам. А по-моему, Корневу и Громову теперь не место в одной эскадрилье. Взглянут друг на друга, и кажется: из глаз искры летят. А вдруг подложит Громов отвертку в рулевое управление самолета, закрепленного за Корневым, вот и поминай как звали экипаж... Когда я намекнул об этом майору Шагову, тот заорал: «Как? Подозревать, что старшина Громов способен на диверсию?» — и выгнал меня из кабинета. Пучков смотрел на Ефима, ожидая сочувствия. Беленький усмехнулся, почему-то тронул левый ус, положил руку Пучкову на плечо и сказал:

— Между прочим, майор Шагов правильно сделал: ты лишку хватил...

— Громов страшный службист... Ради карьеры он пожертвует и человеком. Не зря демобилизованные подарили ему намордник, — ответил Пучков и, как с ним часто бывает, впал в задумчивость...