Игорь Корнев окончил предполетную подготовку и смотрит на ревущие машины друзей. Радостная дрожь пробегает по телу. Горячо и часто бьется сердце. В полет эскадрилья готова, в полет!
Выбежал из-под крыла Пучков. Выбежал и замер в восхищении.
— Каково? Даем жизни! — кивнул он на стоянку.
— Даем! — понял Игорь и вскинул вверх руку с зажатым в ней гаечным ключом.
Гул моторов вдохновляет. Кажется в эту торжественную минуту: ты можешь все. Ты — властелин вселенной!
За это Игорь и любит свою службу. Да и как ему было не любить ее, если еще в годы войны он с восторгом и надеждой смотрел в ночное небо, по которому советские самолеты несли на запад красные огни на крыльях и грозное возмездие в бомбовых люках. Возмездие за миллионы убитых и расстрелянных. В конце войны подросший Игорь был одержим таким чувством, что, если бы ему предложили сесть на самолет и взорваться вместе с его грузом в логове фашистов, он без раздумья сел бы в такой самолет. Но в авиацию его взяли уже после победы. Товарищи по училищу — «технари» срочной службы — уходили в запас. А Игорь, все ожидая чего-то, какого-то подвига, остался и на сверхсрочную службу. И теперь, зная, что родную страну враги обкладывали военными базами, он и не думал о «гражданке». Корнев слишком хорошо знал, что такое война (каленым железом прошла она и по его жизни), и потому решил посвятить себя армейской службе в авиации и с нетерпением ждал, когда же и к ним на аэродром пришлют реактивные самолеты...
По знаку летчика Игорь подбежал к колесам и, забыв, что может попасть под пропеллер, выдернул колодки. Едва он отскочил в сторону, моторы взвыли сильнее, хвост задрожал, и самолет тронулся. Выкатившись на середину стоянки, он круто развернулся. Плотный воздушный поток ударил Игорю в лицо, опрокинул с верстака ведро и косо покатил его в поле.
Пучков то и дело взмахивал флагом, и крылатые громады грузно выползали в поле. Сигнал стартера, и вот они берут разбег, бегут все быстрее и быстрее и наконец отрываются от земли. Не успеешь оглянуться, как уже заблестел горизонт от серебра крыльев. В полет! Эскадрилья ушла в полет!
Игорь любил эти утренние часы. В громе и рокоте моторов, в посвисте ветра, разрезаемого винтами и крыльями, ему слышался гимн силе ума и рук человеческих. Иногда ему казалось, что прекраснее его дела на свете нет ничего...
Целый день небо раскалывалось от гула, и казалось, что где-то за тучей идет большое воздушное сражение. То ли еще будет, когда эти винтовые машины заменят новыми, реактивными, более мощными и стремительными!..
Увы, новых машин эскадрилье Пучкова пока не давали, хотя старые, на которых предпочитали обучать курсантов, часто выходили из строя. Но изо дня в день эскадрилья вылетала в учебный бой почти в полном составе. «Орлы» Пучкова могли за ночь разобрать и собрать несколько самолетов. Такая нагрузка ложилась на «технарей» только в войну. Но это нимало не трогало старшину Громова. Если командир эскадрильи или Пучков, оставаясь на ночь в лагере, разрешали иногда объявлять отбой раньше, чем указано в распорядке, лишь бы механики могли «добрать» часок сна или заменяли утренний стрелковый «тренаж» обыкновенной прогулкой от палаток до столовой, Громов этого не делал никогда. Он не приходил на стоянку, чтобы помочь кому-либо из механиков самолета, хотя свободного времени у него было предостаточно.
Громов лениво покуривал, глядя из своей палатки на стоянку, когда раздался голос дежурного по эскадрилье.
— Старшина Громов, к телефону!
— Кто?
— Начальник штаба майор Шагов.
Громов вскочил и побежал в дежурную.
— Старшина Громов слушает. Здравия желаю, товарищ майор. Гарнизонный наряд? Ясно! Двадцать человек? Слушаюсь, товарищ майор! Я сделаю все возможное! Слушаюсь!
Шагов, правда, предупредил его, что инженерная служба встанет на дыбы, будет доказывать, дескать, столько людей она выделить не сможет. В таком случае старшине Громову надлежит от имени майора Шагова «нажать» на техников, убедить их, что несение караульной службы не менее важная задача, чем обслуживание полетов. Громов положил трубку, оправил гимнастерку и вышел из палатки, улыбаясь своим горделивым мыслям: майор Шагов надеется на него, как на свою руку во второй эскадрилье.
