Работа начиналась с того, что президент раздавал нам произведения — художественную прозу или поэзию, — созданные в прежние годы, и без всякого вступления определял нашу задачу. Чаще всего он говорил следующее: "Мои дорогие, изложите это по-турецки, так, чтобы всякий, кто научился читать и писать, смог это прочесть и понять". Он и сам брался за карандаш или перо, чтобы адаптировать произведения старой литературы. Османская литература была насыщена цветистыми фразами, усложненными оборотами, заимствованными из персидского или арабского языков. Эти изысканные обороты были понятны разве что приближенным султана. Помню, бывало так: Кемаль показывал на одного из нас и командовал: "Читай!" После чтения обращался к кому-нибудь из присутствующих с вопросом: "Вы поняли?" В ответ чаще всего воцарялось молчание. Никто не знал, как реагировать. Понять, что думает президент, было невозможно. Вот он глядит на меня. Его необычайно выразительные глаза и мохнатые брови мы считали признаком сильной воли. "Эвет" ["Да"] — бормочу я. "А вы?" — "Эвет". — "Вот видите, значит, можно сделать все это понятным!" Как бы выделив меня среди других, он поручил мне дважды прочитать Написанное мной. Громким возгласом разбудив задремавших, президент приказал внимательно слушать и учиться. Он предсказал, что я буду писателем. Вот я и стал им как будто. В награду адъютант по его приказанию заплатил за мой завтрак, а написанное мною тут же пошло в печать. Случалось, он задерживал кое-кого из нас до полудня. Конечно, без еды, но при избытке напитков. Сейчас, когда я вспоминаю то время и размышляю о действиях президента, я отношусь к ним менее критически, чем прежде. Я думаю, он был прав, принуждая нас подчиняться его воле и работать там напряженно. Вряд ли он смог бы без этого осуществить свои реформы, сделать доступными простому читателю литературные произведения прошлого. Нет с нами Кемаля, вот мы и имеем больше 50% неграмотных».
Кемаль заинтересовался мусульманским богослужеЯ нием, которое велось на арабском языке, и приказали перевести Коран на турецкий язык, чтобы муэдзин Л могли петь с минаретов на родном языке.
Реформы Кемаля коснулись почти всех сторон общественной, политической, научной и культурной жизни. Затронули они и обычаи страны, складывавшиеся, нам известно, поколениями на протяжении многих веков.
Согласно мусульманскому обычаю, турки и мели лишь имена. При этом одно имя давалось при рождении, а другое — по достижении зрелости. В 1934 году турецкий парламент принял закон о введении фамилий 24 ноября 1934 года Мустафа Кемаль получил от Великого национального собрания фамилию Ататюрк («Отец турок»). С этого времени он подписывался «Кемаль Ататюрк», отказавшись от имени «Мустафа». Исмет получил фамилию Инёню.
Этот закон имел целью также европеизацию страны и ликвидацию норм ислама. Кроме того, введение фамилий упрощало работу с административными и гражданскими делами.
Попытки либерализации. В марте 1929 года перестал действовать закон об охране порядка. Правительство сочло, что внутреннее положение в стране достаточно нормализовалось и необходимость в этом законе отпала. Несмотря на сопротивление, основные реформы уже были проведены. Общественность убедилась, что решения Кемаля, даже если они оказывались непопулярными, были направлены на благо народа и государствам и что сам Кемаль не сойдет с избранного пути, не остановится даже перед необходимостью применить силу.
Ситуация в Турции была такова, что у демократически настроенной интеллигенции появились надежды на ослабление административного гнета и демократизацию общественной жизни. Не исключено, что Кемаль был хорошо осведомлен об этих настроениях и что он сам способствовал развертыванию критики правительства.
В августе 1930 года Али Фетхи-бей вернулся из франции, где он находился в качестве посла Турции. С ведома Кемаля он выступил с резкой критикой экономической политики премьер-министра Исмет-паши. Главное зло он видел в бездеятельности правительства и в отсутствии борьбы мнений в парламенте. Он выступил за создание оппозиционной партии и добивался разрешения вести по всем вопросам свободную дискуссию. Уже в августе с согласия президента Али Фетхи-бей основал Либерально-республиканскую партию, которая сделалась официальной оппозицией. Она критиковала политику правительства, боролась за большую свободу слова, снижение налогов и, разумеется, за смещение Исмет-паши. История вернулась на круги своя. Шесть лет назад Али Фетхи-бей точно так же критиковал премьер-министра Исмет-пашу. Он даже одержал тогда временную победу: Исмет ушел в отставку, но ненадолго — вскоре он вернулся на свой пост с мощной поддержкой в виде закона об охране порядка. Сейчас происходило нечто странное. После каждого публичного выступления Али Фетхи-бея начинались выступления и демонстрации в восточных провинциях, поэтому уже к концу года Либерально-республиканская партия была распущена, остальные вновь образованные небольшие партии запрещены. Правящая верхушка заявила, что условия для оппозиционной деятельности и расширения демократических прав отсутствуют.
