Под их семейной крышей? Вряд ли, после первого раза. Может быть, в его кабинете. В его гинекологической приемной. На Харли-стрит. Или в Парксайдской больнице. Записывалась как пациентка? Строжайшее уединение. Это всегда (знаю, видел) граничит с фарсом. Ученый медик со спущенными штанами.
В черном «саабе»? Боже мой, да где угодно. Хоть прямо в парке Уимбддон-коммон. Только на холм подняться. Удобно. Через дорогу от Парксайдской больницы. Места много, спрятаться есть где. Большие деревья. Своя прелесть даже, прелесть опасности — просто так, без укрытия. Добавочный восторг. Может быть, он ее брал, притиснув к стволу, как бродяга бродяжку. Отчасти она хочет именно этого, и он понимает. Сам этим упивается как сумасшедший.
Прямо в Уимблдон-коммон. А что, почему бы и нет? Тут всякое бывает — даже средь бела дня. Грабежи, изнасилования, убийства. А кто-то накачивается химикалиями. Куски ландшафта, не знаю уж, насколько прирученного.
От его могилы рукой подать — вон там, за кладбищенской оградой. Уимблдон-коммон соседствует с Патни-вейл. Эта мысль вызывает у него сейчас улыбку — моя мысль, он может их читать. Да, прямо там, как бешеные. В весеннем лесу. Что мне теперь твои цветочки.
Стою на кладбище и думаю про совокупляющуюся пару. Надо изобразить себе ситуацию. Даже после того как появилась квартира в Фулеме. Ради бешеного восторга. Даже той последней осенью, когда положение изменилось — когда хорваты победили. Последние лесные прогулки.
Они шуршат прошлогодними листьями. Сентябрь: листья этого года еще висят, еще дают укрытие. Он смахивает с ее спины веточки, кусочки коры. Уже ритуал своего рода. На ней все та же его старая куртка. Оба еще влажные и помятые от близости. И она уже знает, что скоро это может стать воспоминанием. Английский лес. Папоротник, куманика, береза. Для того, чтобы приехать в эту страну, у нее были причины. И она до сих пор учит английские слова — его очередь быть ее педагогом.
Она задевает что-то ногой, нагибается, смотрит. Волосы свисают справа и слева, оголяя шею. Она знает слово «гриб», но забыла, если вообще знала, другое слово. «Toadstool», — говорит он. Жабья табуретка. Он еще что-то объясняет, и оба на короткое время задумываются о тайне слов. Toadstool. А есть еще foxglove. Цветок такой. Лисья варежка…
Ну и что это за грибы? Съедобные или нет? Он не знает. Она срывает несколько штук и делает вид, что кладет в рот. Потом пятится, хватается за живот, закатывает глаза — притворяется, что ей плохо. Шутка: она смеется, потом видит его лицо и умолкает. Он думает (может быть, она читает его мысль, может быть, думает одновременно с ним то же самое): а вдруг она забеременеет? Что тогда?
«Что вам было до всего этого?» — спросил Марш.
Может быть, он тоже что-то уже почуял. Может быть, это шло от меня волнами, наряду с «явными признаками подавленности» (я видел эти слова в его рапорте).
«…свидетель обнаруживает явные признаки подавленности…»
Комната для допросов. Застарелый запах дыма. Из дальнего конца коридора — приглушенные телефонные звонки. Надо же — опять здесь оказаться. После стольких лет.
«Довольно странно получается. Только прибыли наши люди — и тут третья сторона, человек, к полиции отношения не имеющий, в возбужденном состоянии, требует, чтобы его пропустили. Мало того — говорит, что является одним из нас и поэтому, мол, имеет право. Выясняется — являлся когда-то, теперь нет».
Быстрый, жесткий взгляд.
Волосы песочного цвета, над ушами седина. Серые водянистые глаза, в которых спрятан кремень. Под пятьдесят. Из тех, что кажутся безвредными и мягкими, а потом вдруг показывают мускулы. Из тех, что хорошо подходят для этой должности, потому что не выглядят как детективы. Можно представить себе его школьным учителем. И домашнюю работу он, похоже, выполнил. Что-то припомнил, сообразил — или навел справки, зная, что я бывший сотрудник Департамента уголовного розыска.
Чуть отклонился назад. Простое, усталое выражение лица. Кончил уже с Сарой или нет? Он держался за свой галстук, как рефери на боксерском ринге за свисток.
«Наверно, это первый раз, когда два детектива-инспектора сидят друг против друга за этим столом. — Мягкость, от которой в любой момент жди укуса. — И последний — по крайней мере с моим участием. Через месяц на пенсию. Годы вышли».
