Гости приступили к ужину. Но несмотря на спокойствие Ахмед-бея, не проявлявшего никакого волнения, ели наскоро: слова амфитриона возбудили больше любопытство, нежели аппетит.
В 12 часов 50 минут слуги внесли щербет и фрукты, но к ним едва прикоснулись. Когда пробил час, Ахмед поднялся, а за ним и все.
Кроме маленькой речи Ахмед-бея за столом не было произнесено ни одного слова; все знали строгий обычай таинственного доктора — не давать объяснений раньше «опытов».
— Пожалуйте, господа, за мной в лабораторию, — сказал он и открыл дверь.
Пройдя коридором и спустившись на тридцать ступенек по широкой мраморной лестнице, шесть человек вступили в ярко освещенную электрическими люстрами лабораторию.
— Не угодно ли сесть, господа, и слушать!
Пятеро гостей разместились на диване; Ахмед-бей сел против них на деревянном табурете, достал из кармана газету, развернул ее и прочитал вслух:
«Теперь в особенности приходится пожалеть, что человеческая наука еще не в силах построить снаряд, который позволил бы нам отправиться на помощь к нашим братьям, заключенным на Меркурии, и сделать с ними поистине необычайные открытия.
Доктор сложил газету и обернулся к Брюлярьону.
— Это заключение вашей сегодняшней статьи?
Астроном кивнул головой.
— Ну, — продолжал улыбаясь Ахмед-бей, и его черные глаза сверкнули из глубоких орбит, — ну, дорогой мой астроном, не жалейте!.. Лучше сказать, теперь уже не жалейте!
— Что вы хотите сказать? — воскликнул Брюлярьон.
— Я хочу сказать, что если современная наука не изобрела и не собирается изобрести снаряд, способный перенести вас на другую планету…
Ахмед-бей умолк, встал и торжественно сказал:
— Зато древняя наука нашла средство подчинить пространство и расстояние человеческой воле. Это средство позволяло одному брамину, сотни веков назад, оставлять землю и странствовать в междупланетных пространствах, за звездными пределами.
— И это средство? — спросил аббат Норма среди молчания.
— Оно потеряно, — отвечал Ахмед-бей.
— Но тогда?..
— Я его опять нашел…
Эта фраза раздалась среди напряженной тишины. Гостям была известна таинственная глубина науки Ахмед-бея, его серьезный характер, строгий метод искания истины. Нельзя было сомневаться в его утверждении, и глубокое волнение охватило их.
— Господа, — продолжал Ахмед-бей, не теряя хладнокровия, — вы знаете, что такое подразумевали жрецы храма Сакульны, в древней Индии, под развоплощением и перевоплощением душ?
— Да, — ответили разом голоса пяти ученых.
— Посредством нескольких слов, составляющих формулу заклинания, открытую самим Брамой, трижды святые брамины могли отделять свою душу от тела, управлять затем этой душой, посылать ее путешествовать по своему желанию, возвращать в собственное тело или воплощать в другое… Изменяя в формуле заклинания лишь какой-нибудь слог, брамины умели распоряжаться душой, они могли оставлять на земле свою человеческую оболочку и уноситься духом в бесконечность астрономических небес… Знали вы все это, господа?
— Да, — отвечал взволнованно аббат Норма. — Но я почти не верил этому… верил наполовину. Ведь кто способен развоплощать и перевоплощать душу, тот безусловный властитель жизни и смерти… Такая власть принадлежит только Богу…
— Она принадлежит мне! — гордо произнес Ахмед-бей.
За этими страшными словами воцарилось торжественное молчание.
Наконец Торпен дрожа, точно очнулся от сна, нарушил безмолвие.
— Ну! Господин!..
— Мне было 17 лет, когда я открыл под Большою Пирамидой выделанную коровью кожу, сохранившуюся неизвестными способами. Она была покрыта санскритскими письменами. Там я узнал то, что сказал вам и что потом сообщил, не называя себя, ученому миру. Но там же я узнал и то, каким путем можно было открыть чудесную тайну развоплощения и перевоплощения душ. Спустя два года, когда умер мой отец и оставил мне огромное состояние, я отправился в Индию. Там я отыскал храм Сакульны, был посвящен в тайны Брамы, Вишну, Сизы и Ганеты. Я изучал священный книги, писанные на заре человеческого ума, и собирал знания, выходившие из иссохших уст браминов, стилитов, святых отшельников… Все это с единственною целью проверить, не обманула ли меня герметическая надпись. Убедившись в ее правдивости, я предпринял высшее изыскание… Один я поднялся на Тибет… Один блуждал в джунглях, где царят змеи и тигры и где пальмы растут среди развалин храмов…
