Чертовски привлекательное предложение. Рихард знал, что многие специально ехали в Россию, чтобы сделать эту прививку, а потом еще и полечиться по льготным ценам в шикарных российских клиниках. Это даже получило название «прививочный туризм». Прививка была бесплатной — от человека требовалось только согласие. Соглашались почти все.
Объяснялось это просто: российская вакцинация начисто избавляла организм от всех вирусных гадостей — от гепатита до СПИДа. Технология такого чуда держалась Россией в секрете — как, впрочем, и все тысячи чудесных технологий, составлявших основу экономического процветания Сверхдержавы. Бесполезно было бить себя кулаками в грудь, обвинять Россию в жмотстве и призывать ее поделиться вакциной с другими странами, издыхающими от СПИДа. Хочешь сделать прививку — пожалуйста, никто тебе в этом не отказывает. Приезжай в любой из русских городов и делай.
Что такое якутская лихорадка, никто толком не знал. Рихард помнил, что эта страшная болезнь промчалась по России восемь лет назад — в период Большой смуты. Народ называл эту болезнь коротким простым словом — ЧУМА. Люди заражались и погибали тысячами. Рихард читал об этом в газетах, видел фотографии умирающих — неестественно красные раздутые лица, гноящиеся глаза, лопающаяся кожа на руках… Лично он ни одного заболевшего не видел. Была изобретена вакцина — та самая, гениальное творение биотехнологии. Вспышка инфекции была задавлена, не прорвалась за пределы Сибири. Все население страны было привито. Прививали и иностранцев. Но Рихард Шрайнер остался непривитым. Он удрал тогда из России в страшной панике. Он почему-то боялся прививок — как бегемот из старого русского мультфильма. Он скорее заболел бы чумой, чем позволил ввести в свое тело чужеродный белок, механизма действия которого не понимал. Шрайнер удрал в Германию и не появлялся в России целых восемь лет.
Рихард вспомнил, как улетал из этого самого Шереметьева. Разбитые асфальтовые пандусы, сизый сигаретный дым, поднимающийся к тусклым металлическим кольцам потолка. Жалкие ряды изрезанных дерматиновых кресел, облепленные замерзающими пассажирами. Таксисты, назойливо хватающие за руку. Надкушенные гамбургеры и пластмассовые стаканчики с водкой на грязном столе. Бесконечные шевелящиеся хвосты очередей к стойкам таможенников — длинные для россиян, короткие для иностранцев. Хмурые, затравленные взгляды. Отпечаток застарелой раздраженной бедности… Как все могло настолько измениться всего за восемь лет?
Не так уж и важно как. Главное, что изменилось. И теперь Шрайнер прилетел, чтобы взглянуть на все это собственными глазами. Он хотел понять, что все-таки произошло с этой страной.
* * *
В Западной Европе давно уже не существовало границ, как таковых, — получив одну визу, можно было проехать без задержек от Чехии до Нидерландов. Россия, как всегда, шла своим собственным путем. Она не желала, чтобы на ее территорию, с таким трудом вычищенную от грязи, занесли какую-нибудь дрянь. Например, наркотики или контрабандное оружие. Поэтому «зеленого коридора» в российской таможне не предусматривалось. Несмотря на огромный поток пассажиров, каждый приезжающий подвергался тщательному досмотру и индивидуальному собеседованию. Работа таможни была тщательно продумана и великолепно организована.
— Господин Рихард Шрайнер? — уточнил таможенник, вглядываясь в надпись на универсальной идентификационной карте. — Федеративная Республика Германия? Вы уже не в первый раз посещаете Россию?
Таможенник говорил на русском языке, но компьютерный переводчик тут же превращал его речь в немецкую. Это было неприятно для Шрайнера — карканье синтезированного голоса в наушнике. Он нервно дернул плечом, отлепил синюю нахлобучку от ушной раковины.
— Я много раз был в вашей стране, — сказал он. — Я хорошо говорю на русском языке. Это моя профессия. Пожалуйста, говорите по-русски, я буду все понимать просто великолепно!
Шрайнер улыбнулся — настолько мило, насколько умел. Надеялся, наверное, на ответную улыбку таможенника. И не дождался оной. В самом деле, почему это представитель русской таможни должен улыбаться какому-то там немцу — к тому же маленькому, неказистому и хромому? Только из-за того, что тот знает русский язык? Русский знали сейчас многие — так же, как английский десять лет назад.
