В связи с эти подверглись анализу фундаментальные причины провала коммунистической модели. Было четко осознано, что при характерном для большинства людей (и доставшимся нам генетически от наших звериных предков) среднем и неизменном соотношении силы внутренних стимулов «эгоизм-альтруизм» (в пользу «здорового» эгоизма, инстинкта самосохранения и заботы, прежде всего, о себе в нормальном состоянии психики) возможна и стабильна лишь одна единственная, построенная на постоянной общей угрозе и страхе, модель коллективной экономики — сталинская модель «перманентного смертельного боя», активизирующая силовыми методами альтруизм, склонность к взаимопомощи и самопожертвованию у среднего человека. Все иные модели «мирного времени» (в том числе и модель «демократии» или «социализма с человеческим лицом») принципиально нестабильны и склонны к быстрому саморазрушению под воздействием эгоистических инстинктов (что, собственно, и произошло у нас при попытке реформирования созданного Сталиным общества).
Точно так же оказалась полной иллюзией идея основоположников коммунизма о возможности перевоспитать человека путем «изменения общественных отношений» (то есть, насильственной коллективизацией производства). Как интуитивно чувствовал гений практической психологии Сталин, глубинную природу человека «перевоспитать» невозможно.
Крылатые люди с нужным врожденным коэффициентом соотношения стимулов, готовые жизнь отдать за идею, конечно же, существуют. Именно это объясняет живучесть подобных иллюзий у таких людей, пытающихся судить других по себе. Но, увы, крайне редки «святые», подвижники-пассионарии и прочие. В обществе они разобщены и исключительно уязвимы («Идиот» Достоевского). Живучесть коллективистских иллюзий имеет свое основание еще и в том простом факте, что, живя бедно, человек просто в силу обстоятельств не может почувствовать всю мощь эгоистических инстинктов, дремлющих в нем до поры. Стоит лишь появиться «сладкому прянику», как чары тут же рушатся, и вот на месте «убежденного коллективиста» мы обнаруживаем оскалившего гнилые зубы и брызжущего слюной собственника-обывателя.
Итак, как оказалось, «Нам нечего ждать милостей от природы». В том числе, и от внутренней природы самого человека. Но русским людям не пристало отступать. Так продолжим цитату: « — взять их у нее — вот наша задача!»
Итак, вот наша правдивая история исследований, кажущихся почти фантастическими. История о людях, навеки завороженных мечтой о звездах. Кто эти люди? Русские гении? Время покажет. Ясно одно — они наши с вами современники, люди из плоти и крови, бросившие вызов самым «неразрешимым» проблемам науки и технологии и упорно идущие к своей цели. Идти вперед, не сгибаясь. Видеть препятствия, признавать ошибки себя и других — но никогда и ни перед чем не отступать. Вот их девиз!
Нет теории? Создадим. Невозможны расчеты? Придумаем новый математический аппарат. Нужны радикальные, революционные изобретения? Создадим новый язык — и такие изобретения станут доступными даже детям. Человек непригоден к экономике истинно справедливого общества, о котором веками мечтали лучшие люди планеты? Так изменим человека, сделаем его лучше!
И вот уже сформулированы принципы Российской Партии Альтруистов, партии нового типа. Вот создан и начал работу наш виртуальный Университет Русского Альтруизма, поставивший задачу воспитания и всестороннего образования новой аристократии, обучения будущих русов творческому, парадоксальному мышлению, общению и генерации идей «мозговым штурмом» на «Диале». Вот эти люди пришли в Братство им подобных русских пассионариев, не привыкших отступать.
Отныне нас много. Мы победим!
— Родион, а каков ваш прогноз на возможное будущее?
— Благодаря книгам Паршева и вашим, товарищ Калашников, мы теперь неплохо представляем себе нынешнюю расстановку сил на мировой арене и планы наших противников.
История все же «баба капризная», как говаривали классики, и было бы совсем недурно получить некоторое представление и о возможных ее вывертах, о тех не столь уж неожиданных сюрпризах, что нам (да и Западу) готовит развитие науки и технологии. Для России же в ее нынешней ситуации определение критических направлений науки становится вопросом жизни и смерти.
