Дальский кивнул. Посмотрел на собеседника, определяя, не разыгрывает ли тот его, после чего подтвердил:
— Слышал.
— Вам будет предложен бессрочный контракт, который вы сможете прервать в любой момент. Только месяца за два предупредите хозяина или меня.
— А вы кто?
— Я — начальник службы безопасности господина Потапова. Не концерна «Росинтерн», а того, что касается его главы — личной жизни и всего, с нею связанного. В случае, если вы дадите свое согласие, об этом будут знать только три человека: вы, я и сам Максим Михайлович.
— А если я откажусь?
— Не думаю. За исполнение роли экранного олигарха вы получали двести у. е. за съемочный день, за исполнение же роли реального станете получать в пятнадцать раз больше, то есть три тысячи евро в день. Плюс премиальные, командировочные и, разумеется, спецодежда от лучших кутюрье.
— Что будет входить в мои обязанности?
— Видите ли, Максим Михайлович — человек очень занятой, у него запланировано огромное количество достаточно важных встреч, на которых по разным причинам он не хотел бы появляться.
— Бандитские стрелки?
— Господь с вами! Лет двадцать назад это могло быть актуальным, но тогда подобные проблемы я сам легко разруливал. Сейчас речь идет об имиджевых встречах, на телевидении, в благотворительных организациях, то есть о том, что только отнимает время от реальной работы.
— Но ведь мне, если я соглашусь, придется принимать решения.
— Вас заранее будут уведомлять о наших решениях. А вы можете говорить о чем угодно, если это никого не оскорбит и не затронет чьей-то безопасности.
Герман Владимирович замолчал, а Дальский откинулся на спинку кресла и вдруг почувствовал, что у него вспотела спина. В день три тысячи евро… Это же больше миллиона в год! Плюс еще что-то обещают подбрасывать в виде командировочных и премиальных.
— А вдруг я не справлюсь?
— Уволим. Но денег, что к тому времени выплатим, отбирать не станем. Они станут платой за молчание. Кстати…
Герман Владимирович полез в карман, а затем, приподнявшись в кресле, положил на скатерть рядом с тарелкой Дальского пачку фиолетовых купюр, перехваченных бумажной банковской лентой.
— Вот аванс. Или лучше сказать — подъемные. Данная сумма не входит в ваш гонорар. Гонорар начнем начислять с того дня, когда вы приступите к своим обязанностям. А последнее желательно прямо с завтрашнего дня.
Деньги лежали рядом с тарелкой, на которой сжались от ужаса соленые белые грузди.
— Здесь пятьдесят тысяч евро, — лениво продолжил Герман Владимирович. — Даже если вы сейчас или завтра откажетесь, эти деньги — ваши.
Дальский никогда не видел столько денег сразу. Он даже пятисотевровую банкноту не видел никогда, а тут их сразу сто — новеньких, гладеньких, никем ни разу не согнутых.
Кивнув, Алексей взял со стола пачку и, стараясь казаться небрежным, положил в карман.
— Согласен. Однако…
— Согласились, значит, никаких возражений. Вы, Алексей Алексеевич, подумали, вероятно: трудно быть точной копией человека, которого даже не видели. Но скажу вам вот что: с каждой минутой я все больше и больше восхищаюсь капризу природы. Поначалу я обратил внимание на вашу походку, черты лица, но теперь… — Герман Владимирович развел руки в стороны: — Невероятное сходство! У вас даже привычка кивать точно такая же, как у Потапова. Обычно люди, соглашаясь, говорят «да» одновременно с кивком, а Максим Михайлович и вы сначала киваете, а потом уж, словно оставляя себе пару секунд на раздумье, произносите это короткое, но ожидаемое собеседником слово.
— Надо же, какой вы наблюдательный! — удивился Алексей. — Я зачастую присматриваюсь к разным людям, чтобы по движениям, жестам, мимике, артикуляции понять их характер, а следовательно, и социальный статус…
— Ну, общественное-то положение можно определить и по тому, что на них надето — какая одежда, обувь, а главное аксессуары, — не дал актеру договорить Герман Владимирович. — Порой стоимость брючного ремешка скажет о доходах человека больше, чем золотые часы на запястье. Но мы отвлекаемся.
— Попрошу не перебивать меня, я еще не до конца высказал свою мысль, — остановил собеседника Алексей, заговорив голосом Потапова. — Я говорю о том, что любые действия политического деятеля или крупного бизнесмена достаточно предсказуемы, если мы точно знаем, с какой ноги он начинает движение и на какой части лба появляются морщинки, когда он задумывается.
