И вдруг она почувствовала, как сердце болезненно сжалось – она любит Зака…
В этом неожиданном открытии смешались и горечь, и сладость. Невероятная нежность захлестнула ее. Ей хотелось обнять его, поделиться своей ошеломляющей новостью, но разум взял верх над чувствами. И единственное, что она могла позволить себе – это беззвучно кричать: «Зак, я люблю тебя!»
Зак стоял, прислонившись к изгороди, поставив ногу на нижнюю перекладину и небрежно положив руки на верхнюю. Он снял фетровую ковбойскую шляпу, которая сменила летнюю соломенную, и холодный осенний ветерок играл прядями его выгоревших на солнце волос. Он казался воплощением мужественности и красоты. Уже тогда, в Юте, Камилла почувствовала его непреклонную, сметающую все преграды энергию и силу воли – почувствовала и испугалась. Теперь, два года спустя, она призналась себе самой, что ее напугали именно эти твердость, решительность, уверенность в себе – качества, отличающие настоящего мужчину. Она бежала от него… из его постели… не оттого ли, что поняла, что встретила человека, которого может полюбить всем сердцем и на всю жизнь? Неужели она бежала отнюдь не от стыда и позора, как пыталась убедить себя, а от страха, что он может отвергнуть ее? Она вспомнила, как той ночью Зак держал ее в объятиях, и за последние несколько минут второй раз осознала, что испытывает к нему безграничную любовь. «Разве это любовь? – спрашивала она себя. – Любовь приходит не так». Но, увы, оказалось, что к ней любовь пришла именно так. Теперь Камилла не лгала хотя бы самой себе. Она полюбила Зака Прескотта уже тогда, в Юте.
Зак повернул голову и поймал на себе взгляд, полный нежности. Девушка густо покраснела. А вдруг он читает ее мысли? Вдруг он знает, как сильно она любит его?
Он протянул руку и бережно отвел в сторону выбившуюся из ее прически прядку волос. Прикосновения его пальцев вызвали в Камилле сильное смятение, и, боясь, что он заметит ее состояние, она сказала серьезным тоном:
– Теперь я знаю, что ты настоящий фермер и у тебя прекрасно возделанная плантация.
– Знаю, – в тон ей отозвался он, но тут же стряхнул серьезность и весело спросил, не проголодалась ли она.
– Еще как! – заявила девушка. – Можно сказать, просто умираю с голода. Он засмеялся.
– Это хорошо, потому что я как раз хотел тебе предложить посетить чудесное место, где можно утолить любой голод, даже такой, как у тебя.
Он помог Камилле сесть в пикап, выехал с плантации и повел машину на восток, в Натчез.
Проезжая через исторический центр города, Зак умудрился показать Камилле столько достопримечательностей, что она с отчаянием поняла, что не сможет запомнить и половины. Судя по всему, младший Прескотт хорошо знал историю родного городка, потому что сыпал фактами не хуже любого экскурсовода. В Натчезе насчитывалось более двухсот зданий, построенных еще до Гражданской войны, и каждому из них было чем похвастать. В некоторых из них останавливались такие знаменитые личности, как Генри Клэй, Аарон Берр, Лафайетт, Эндрю и Речел Джексон, Марк Твен и Стефен Фостер.
Для ленча Зак выбрал ресторан «Пост Хауз» в старинной усадьбе «Королевская Таверна». Зак сказал, что это самый древний дом во всем Натчезе, его построили до 1798 года, когда город перешел под юрисдикцию Соединенных Штатов. Именно здесь кончался легендарный Натчезский тракт – практически единственная дорога из диких неосвоенных мест к Нэшвиллу и Теннесси. У входа Зак показал Камилле засевшие в стенах пули – следы давней индейской атаки.
Зал с низким сводчатым потолком был оформлен в стиле первопоселенцев. Камиллу он просто очаровал. Она не только находилась в этом историческом месте, где когда-то произошло столько интересных событий, но и была здесь вместе с Заком.
С разрешения Камиллы блюда для ленча выбирал сам Зак. Вскоре им подали ароматный суп, жареных цыплят с кукурузными лепешками и множество разных овощей.
За едой Камилла то и дело поглядывала на Зака. У него был вполне довольный и умиротворенный вид, хотя, если разобраться, он проводил этот день с ней исключительно по настоянию отца. Зак заговаривал почти с каждым посетителем ресторана и представлял свою спутницу всем, кто подходил к их столику.
