В этих строках, которые так и дышат энергией, порывом, наступательным духом, Суворов словно бы уже выходит за тесные пределы крымского или кубанского театра военных действий. Не возможный десант или тем паче партизан-горцев, но крупные силы регулярной армии противника видит он перед собою.
Отношения с Оттоманскою Портою тем временем портились из-за ее нежелания примириться с территориальными утратами и окончательно утвердить Кучук-Кайнарджийский трактат. Не объясняя своих действий, Турция начала стягивать к Южному Бугу войска и послала в Черное море три военные эскадры. Румянцев предписал Суворову не допускать высадки десанта, действовать при этом исключительно мирными средствами, оставив оружие для последней крайности. Фельдмаршал опасался, справится ли Суворов с такой задачей, где отважная дерзость должна была уступить место осторожной гибкости. Излагая свои сомнения Потемкину, он пояснял: «Как господин Суворов не говорлив и не податлив, то не поссорились бы они, а после и не подрались». Проверить дипломатические способности Суворова, его выдержку и находчивость пришлось скоро.
В Ахтиарской бухте на якоре давно уже стояли турецкие суда. 7 июня два донских казака после смены постов возвращались к своим кошам, когда их окликнули три турка, будто бы искавших толмача. Ответив, что переводчика среди них нет, казаки поворотили было с дороги, но увидели, что турки целятся вслед им из ружей. Они припустили лошадей, да поздно: грянули выстрелы, и один казак замертво свалился с лошади. Турки бросились его грабить, а второй казак поскакал к своим. Потребовав от начальника турецких судов Гаджи-Мегмета найти и наказать убийц, Суворов тут же пригласил Шагин-Гирея для маленькой демонстрации и в виду турок объехал с ним часть берега. Сравнительно узкая горловина Ахтиарской бухты подсказала ему искомый план. Надо было только повременить до получения ответа.
Как и следовало ожидать, Гаджи-Мегмет прислал письмо с уверениями в дружбе, но наказывать виновных не собирался. Тогда генерал-поручик, загодя заметивший места для возведения насыпей, приказал шести батальонам «с приличною артиллериею и конницей и при резервах» в ночь на 15 июня начать скрытно земляные работы по обе стороны бухты. С рассветом они были прекращены.
Вызванный утром вахтенным на палубу, Гаджи-Мегмет увидел позади флотилии, у выхода в море, знатные земляные насыпи, начатки артиллерийских батарей и ни единой живой души. Обеспокоенный, он запросил о причинах постройки укреплений. В ожидании ответа он мрачно ходил по палубе, глядя то на обвисшие паруса своей флотилии, то на выросшие насыпи, грозившие его запереть. Принесли письмо Суворова:
«Дружески получа ваше письмо, удивляюсь нечаянному вопросу, не разрушили ли мы обосторонней дружбы… К нарушению взаимного мира никаких намерений у нас нет, а напротив, все наше старание к тому одному устремлено, чтобы отвратить всякие на то неприязненные поползновения и чтоб запечатленное торжественными великих в свете государей обещаниями содружество сохранить свято. Итак, мой приятель, из сего ясно можете видеть мою искреннюю откровенность и что сумнение ваше выходит из действий вашей внутренности…»
Побледнев от гнева, Гаджи-Мегмет порвал бумагу:
— Выходить в море!
— Но, ага, нет ветра…
— Передать по флотилии сигнал: «Выходить на веслах». Лодки медленно потянули фрегаты из гавани. Но и в море флотилию встретил полный штиль. Распорядившись не пускать турок за пресною водой, Суворов поставил Гаджи-Мегмета в безвыходное положение. Простояв две недели в виду крымского берега, флотилия вынуждена была уйти в Синоп. Так бесславно закончилась попытка турок обосноваться в Ахтиарской бухте. Екатерина отметила успешные действия генерал-поручика: «за вытеснение турецкого флота из Ахтиарской гавани…» ему была пожалована золотая табакерка, украшенная бриллиантами. Потомству же открылась еще одна заслуга Суворова. Он был первым, кто оценил значение Ахтиарской бухты и положил начало будущей Севастопольской крепости.
Как ни успешны были действия Суворова, Екатерина еще сомневалась в окончательности присоединения Крыма. Чтобы приблизить желанную цель и извлечь что можно на случай неудачи, Потемкин решил переселить с полуострова в Россию христиан, преимущественно армян и греков. В большинстве своем это были торговцы, ремесленники, садоводы и земледельцы — люди трудолюбивые и зажиточные, платившие хану и мурзам изрядную дань. Какие выгоды приобретались этой мерой? Прежде всего, подчинение ненадежного крымского правителя. Лишившись значительной доли доходов, Шагин-Гирей становился более зависимым от России. Кроме того, достигалась и другая, побочная, но не менее важная цель.
