Близ местечка русские разъезды захватили польский пикет из четырех улан, которые послужили проводниками. Между двумя и тремя утра Суворов подошел к Столовичам и построил отряд в две линии. В первой была пехота, правым флангом которой командовал премьер-майор Фергин, а левым, где стояли суздальцы, — секунд-майор Киселев. Орудия и прикрывавшая их резервная рота составляли центр; здесь начальствовал капитан Нашебургского полка Исаак Ганнибал, сын знаменитого петровского сподвижника. Вторую линию образовала кавалерия во главе с премьер-майором Рылеевым. Фланги прикрывали казаки.
Наступление началось до рассвета «со спины» местечка и долгое время развивалось столь бесшумно, что противник ничего не подозревал. Однако у предместья русским внезапно преградила путь обширная болотистая низина, преодолеть которую можно было лишь по узкой и длинной, в две сотни шагов, плотине. Свернув свой отряд в колонну, Киселев вступил на плотину и тут был замечен одним из часовых. Поднялась тревога. Поляки стали поспешно выскакивать из домов, затрещали выстрелы. Огонь конфедератов не мог причинить особого вреда: было еще темно, и едва начинала мерцать утренняя заря.
В ответ загрохотали орудия и выстрелы егерей, но все это покрыло могучее русское «ура», с которым суздальцы двинулись на местечко. Ужас поразил конфедератов. Одни стреляли наугад из окон, другие пытались сопротивляться на улицах, однако суздальцы под командою Киселева и капитана Шипулина шли стеною, очищая себе путь штыками. По этому коридору за ними двинулась кавалерия Рылеева. В это время, перейдя плотину, с другой стороны в местечко вошла колонна премьер-майора Фергина.
Сам Огинский едва спасся, вскочив на коня и ускакав в поле. Он пытался собрать расстроенное войско, блуждавшее в темноте, потерявшее командира и оружие, но не смог выстроить даже роты. Двести его телохранителей-янычар остались в местечке и были переколоты суздальскими гренадерами, которыми командовали поручики Борисов и Маслов.
В хаосе, среди беготни и криков было уже трудно отличить своих от чужих. Прибыв в Столовичи на заре, Суворов окликнул солдата, пробирающегося в дом, приняв его за грабителя. Тот ответил по-польски, выстрелил в генерала из ружья, но промахнулся. Это был один из гвардейцев Огинского.
К утру Столовичи были во власти русских. Однако сражение на этом не закончилось: часть войск Огинского размещалась на ночлег вне местечка, на окрестных высотах. Теперь три сотни пехотинцев выстроились в поле; к ним присоединилось до пятисот кавалеристов, бежавших из Столовичей. Стало уже светло — «белый день». Важно было не дать противнику опомниться, и Суворов бросил в атаку после недолгого обстрела поляков оставшиеся у него под рукой семь десятков кирасир и карабинеров под командованием храброго Рылеева. Тот кинулся на конных конфедератов с такой энергией и решительностью, что обратил их в бегство. Одновременно майор Киселев сломил и опрокинул литовскую пехоту.
Казалось, одержана окончательная победа, но неожиданно отряд Рылеева, преследуя противника, наскочил на подоспевшие два полка улан численностью до тысячи сабель под командованием воинственного конфедератского генерала Беляка. Три эскадрона Рылеева вмиг были отрезаны и окружены. Только ценой величайших усилий с помощью казаков Рылееву удалось прорубиться через строй неприятеля.
К одиннадцати пополудни все было кончено. Огинский бежал в Кролевец-Кенигсберг; его казна, имущество и гетманская булава — все досталось русским. Поляки потеряли более четырехсот убитыми и трехсот пленными. У русских погибло лишь восемь нижних чинов, ранено три офицера и тридцать пять солдат. Победа была неправдоподобной: восемьсот суворовских воинов разгромили трехтысячное войско. Под впечатлением случившегося Суворов писал Кречетникову: «Простительно, если вы, по первому слуху сему, сомневаться будете, ибо я и сам сомневаюсь; только правда». Сомневался поначалу и Веймарн, глубоко уязвленный самовольством Суворова. Огинский жаловался, что его разбили «не по правилам». Историкам же действия русского полководца кажутся безупречными. Объясняя свою уверенность в исходе столь дерзкого предприятия, он говорил: «Я имел храбрых офицеров, привыкших часто сражаться вблизи». Как и во многих других боях с конфедератами, на главных участках здесь стояли суздальцы, приученные к штыковому бою.
