А после развода и отдачи пароля начальник военно-походной канцелярии граф Ливен докладывал императору поступавшие донесения инспекторов, которые обращали внимание на то, что шаг в полках, возвращающихся на постоянные квартиры из-за границы, не соответствует установленному, что алебарды и офицерские эспантоны порублены и сожжены в Швейцарии, что у многих солдат обрезаны косы, что в боевых столкновениях применялся рассыпной строй, не указанный в уставе, что немало и других нарушений формы, к примеру, штиблеты заменены сапогами. Перед выходом к обеду и ужину, во время одевания, гардеробмейстер, простодушный Кутайсов, передавал императору неблагоприятные для Суворова соображения, нашептанные Ливеном, Паленом, голштинцами Штейнваром, Каннибахом, Линдерером…
В один из своих докладов в середине марта 1800 года Пален вдруг замялся.
— Мне кажется, сударь, вы чем-то озабочены? — удивился Павел.
Последовал тщательно подготовленный ответ:
— Страшусь, ваше величество! Сумею ли справиться и оправдать доверие монарха в дни приезда и пребывания Суворова в столице?..
— А почему нет, сударь?
— Да слишком высока особа и велики указанные почести!
— Что именно, сударь?
— Так вы сами, ваше величество, будете встречать Суворова?
— А как же.
— И ему будет при вас гвардия отдавать честь?
— Конечно, сударь! Так мною приказано…
— И он поедет при колокольном звоне в Зимний дворец?
— Так.
— И там на молебне ему будет возглашено многолетие, за обедом будут пить его здоровье?
— Конечно! Ведь он войск Российских победоносец, князь Италийский…
— А за обедом будет викториальная пальба?
— Несомненно, сударь.
— А вечером во всем городе будет иллюминация и на Неве фейерверк?
— Верно.
— Ну, это слишком опасно, ваше величество… — Пален замолчал.
— Почему? — повысил голос Павел. Он подбежал к долговязому генерал-губернатору и, дергая его за отворот мундира, стал сыпать словами: — Почему же? Отвечай! Немедля!
— Да как же! Будет жить в Зимнем дворце со всеми почестями, приличествующими высочайшим особам, войска и караулы будут отдавать ему честь в присутствии вашего величества, он станет принимать во дворце генералов и вельмож и ходатайствовать за них у вашего величества. Он будет парадно выезжать в придворных экипажах куда захочет — в свой ли Семеновский или в Преображенский полк. А там его торжественно встретят…
— Ну и что же? — Павел нетерпеливо притоптывал ногой.
— А то, ваше величество, что он, ежели захочет, поведет полки, куда прикажет. На ученье, на маневры… — Пален наклонился к императору и добавил шепотом: — Или еще куда…
Павел задумался.
— Верно, сударь! — сказал он картаво. — Отменить высылку навстречу генералиссимусу придворных экипажей.
Первая брешь в доброжелательном отношении императора к Суворову была пробита.
Оставшись один, Павел вспомнил в туманном зеркале детства давний эпизод.
Набегавшись и нашалившись, он, резвый десятилетний мальчик, смирно сидел за обеденными столами. Кроме воспитателя наследника — Никиты Ивановича Панина и бывшего при его особе поручика Порошина на обед явились известные братья Чернышевы — президент Военной коллегии Захар Григорьевич и президент Адмиралтейс-коллегии Иван Григорьевич. По случаю присутствия гостей Павел был наряжен в богатый мундирчик генерал-адмирала флота российского: звание сие он носил с восьми лет. Потрогав тройной ряд золотого шитья по всем швам и рукавам, Павел сказал: «Ну, ежели кто будет генералиссимус, так где же ему вышивать еще мундир свой — швов не осталось!» Граф Захар Григорьевич отвечал на это: «Генералиссимуса при царской особе быть не должно, потому что государь отдает войско свое в руки другого. А войско государю самому держать в руках надобно!» Сам он тогда только и мог ответить: «А! А!»
— А! А! — пробормотал, задумавшись, Павел. — Так, сударь! Генералиссимус при царской особе опасен паки и паки!
Пален торжествовал. С этого дня посыпались приказы, в которых явлена была крутая перемена императора к Суворову:
20 марта. Генералиссимус князь Суворов вопреки действующему предписанию имел при своем корпусе по прежнему обычаю постоянного дежурного генерала, о чем с порицанием сообщается к сведению всей армии.
