— Все равно у меня в Праге нет ни одного знакомого, — объявил Ворчун и, сойдя с шоссе, прочно уселся у ворот обнесенной забором усадьбы.
Эдди последовал его примеру.
— Бог ты мой, — сказал он, — может, нам, Ворчун, остаться здесь да открыть оружейную лавку? — Взмахом руки он обвел разбросанные на траве винтовки и пистолеты. — Пулями торговать и все такое прочее.
— Да уж, — согласился Ворчун, — Европа сейчас самое подходящее место для оружейной лавки. Они здесь все просто сдвинулись на оружии.
В толпе беженцев нарастала паника, но Ворчун, не обращая на это ни малейшего внимания, впал в хмельное забытье. Эдди тоже с трудом боролся со сном.
— Ба, — донесся голос от шоссе, — да это же наши американские друзья!
Эдди вскинул голову и увидел двоих давешних немцев — белобрысого язвительного атлета и раздражительного старика. Оба деланно улыбались.
— Привет, — буркнул Эдди. Приятное возбуждение от выпивки понемногу спадало, и его начало мутить.
Молодой немец распахнул ворота усадьбы.
— Зайдем во двор? — предложил он Эдди. — Нам нужно сказать вам кое-что очень важное.
— Говорите здесь, — огрызнулся Эдди.
Белобрысый наклонился к нему.
— Мы хотим сдаться вам.
— Чего?!
— Мы сдаемся, — терпеливо повторил белобрысый. — Мы ваши пленники — пленники армии Соединенных Штатов.
Эдди разразился хохотом.
— Я не шучу!
— Ворчун! — Эдди толкнул приятеля носком ботинка. — Эй, Ворчун, ты только послушай!..
— Мм-м?..
— Мы только что взяли кое-кого в плен.
Ворчун открыл глаза и, пьяно жмурясь, уставился на немцев.
— Ей-же богу, Эдди, — сказал он наконец, — ты надрался еще хуже, чем я. Пленных брать наладился!.. Дурак ты, дурак — война-то закончилась! — Ворчун великодушно махнул рукой. — Отпусти ты их с богом.
— Проведите нас через расположение русских в Прагу как пленников американской армии — и вы станете героями, — не отступал белобрысый. И, понизив голос, добавил: — Это известный немецкий генерал. Подумайте только — вы доставите своим пленного генерала!
— Он и вправду генерал? — лениво осведомился Ворчун. — Эй, папаша, хайль Гитлер!
Старик вскинул руку в четком салюте.
— Да. Есть еще порох в пороховницах, — оценил Ворчун.
— Судя по тому, что я слыхал, — вмешался Эдди, — мы с Ворчуном будем героями, даже если проберемся через расположение русских сами по себе, без какого-то там немецкого генерала.
Рокот русских танков становился все слышнее и ближе.
— Ну ладно, ладно, — торопливо сказал белобрысый. — Тогда продайте нам ваши мундиры. Бирки все равно останутся при вас, а вы возьмете нашу одежду.
— Черта с два мы на такое согласимся! — буркнул Эдди. — Верно, Ворчун?
— Погоди-ка, Эдди, — отозвался тот. — Притормози немного. Эй, вы, что дадите нам взамен?
— Зайдем во двор, — сказал белобрысый. — Здесь мы вам этого показать не можем.
— Я слыхал, что в округе еще шляются наци, — сказал Ворчун. — Так что валяйте, показывайте прямо здесь.
— Ну, и кто же из нас теперь дурак? — осведомился Эдди.
— Я просто хочу, чтобы было о чем рассказывать внукам, — пояснил Ворчун.
Белобрысый атлет уже лихорадочно рылся в карманах и наконец извлек солидную пачку немецких марок.
— Этим мусором оклеишь свой сортир! — фыркнул Ворчун. — Что еще у вас есть?
И вот тогда старик вынул свои карманные часы — те самые, золотые, с четырьмя бриллиантами и рубином. И там, в гуще разношерстной толпы беженцев, белобрысый немец сказал Ворчуну и Эдди, что часы достанутся им, если они зайдут во двор и сменят свои американские мундиры на немецкую штатскую одежку. Эти фрицы решили, что они купятся на такую приманку!
До чего же все это было весело! Как упоительно были они пьяны! Какую восхитительную байку расскажут они, когда вернутся домой! Ворчуну и Эдди не нужны были никакие часы. Они хотели одного — выжить и вернуться домой. Выжить... а там, в гуще разношерстной толпы беженцев, белобрысый немец вынул крохотный пистолетик — словно и его хотел предложить в уплату вместе с часами.
Вот только пошутить на эту тему им уже не удалось. Земля содрогнулась, и воздух изодрали в клочья раскаты оглушительного грома — это на шоссе, победоносно громыхая, выкатились бронированные советские чудища. Беженцы так и брызнули во все стороны, спасаясь от этой неумолимой погибели. Спастись удалось не всем. Тяжелые гусеницы калечили и крушили неудачников.
