– Понятно. – Леня кивнул и сделал пометку в своем блокноте. – А какие-то особые приметы у него были?
– Нет, – Анна Аркадьевна вздохнула, – вы же понимаете, в той организации избегают людей с особыми приметами. Наоборот, у него была такая неприметная внешность, какую не вспомнишь через пять минут после встречи.
– Это хорошо, – одобрил Леня, который и сам обладал приятной, но не запоминающейся наружностью. – Но, может быть, вы запомнили какие-то его характерные слова, поступки, жесты?
– Нет, – Анна Аркадьевна развела руками, – боюсь, что больше ничем не могу вам помочь… Хотя… – она задумчиво уставилась в дальний угол комнаты.
Леня проследил за ее взглядом. Там, куда она смотрела, на низеньком, богато инкрустированном столике стояла очень красивая старинная шахматная доска.
Сама доска была выполнена из драгоценных пород дерева: черные поля – из эбенового дерева, белые – из розового, фигуры же искусно выточены из полудрагоценных камней. Работа была удивительно тонкая, у королей и ферзей, то есть королев, тщательно выточены не только короны и складки одежды, но даже лица, слоны – настоящие слоны с погонщиками на спине, кони – всадники с пиками и саблями, пешки – пехотинцы в старинных одеждах.
На доске была явно расставлена незавершенная партия.
– Очень красивые шахматы, – проговорил Леня. – Их тоже привез ваш муж?
– Да, конечно. Он любил играть в шахматы, и играл неплохо. Так вот что я сейчас вспомнила. Тот человек, Николай Иванович, тоже восхищался этими шахматами. А как-то раз, когда он приехал ко мне, на доске были расставлены фигуры, какая-то шахматная позиция. Муж перед отъездом разбирал какую-то партию, да так и оставил, а я не стала трогать доску. Как-то рука не поднималась. Так вот, Николай Иванович что-то сказал… кажется, вариант староиндейской защиты.
– Может быть, староиндийской? – машинально поправил ее Маркиз.
– Может быть, я в шахматах не разбираюсь. Только он подошел к доске и, прежде чем я успела его остановить, сделал ход, кажется, черным конем. А потом, когда муж вернулся, он увидел позицию на доске и очень удивился. Сказал – какой сильный ход! Он полностью изменил ход партии! И спросил меня, кто сделал этот ход. Я ему ответила, и он тоже очень удивился… кстати, вскоре после этого мой муж умер, и с тех пор я не трогала эту доску – оставила все как есть в память о нем, только вытираю пыль и снова ставлю все как было.
– Значит, вы считаете, что этот таинственный курьер – хороший шахматист?
– Я сама ничего не считаю, – возразила Анна Аркадьевна. – Я просто рассказала вам, что сумела вспомнить. Кстати, – добавила она, – сейчас я вспомнила, что когда тот человек, Николай Иванович, думал над шахматным ходом, он сделал такой странный жест – взял себя за нос и так потянул, как будто хотел его оторвать.
– Значит, придется еще раз встретиться с Иваном Игнатьевичем! – проговорил Маркиз, ни к кому не обращаясь.
Прежде чем покинуть квартиру, он сфотографировал позицию на шахматной доске.
* * *
Лола поднялась довольно рано, по своим представлениям, – еще не было десяти. Однако Леня уже куда-то умчался. Лола решила, что это знак свыше и она может со спокойной совестью заняться собственными делами. Точнее, не собственными, а делами Алены, за которую она очень беспокоилась. Конкретно же – Лола решила выяснить все, что можно об обстоятельствах страшной смерти руководителя киностудии Игоря Мимоходова.
А если нужно узнать что-то о делах, творящихся на киностудии, нужно обращаться к Лиде Воротниковой. Лида работает на студии очень давно и, хотя занимает незаметную должность гримера, знает все, что там творится, – и факты, и сплетни. Когда люди сидят у нее в кресле, а Лиза при помощи пуховки, щеточки и профессионального косметического набора приводит их в божеский вид, трудно удержаться и не выболтать все, что знаешь. А также и то, чего не знаешь.
Короче, Лоле было необходимо пообщаться с Лидой Воротниковой. Она набрала номер ее мобильного, но не узнала голос своей старой знакомой.
– Алло… – раздался в трубке какой-то гнусавый голос.
– Лида, это ты, что ли? – испуганно спросила Лола.
