Есть наглый, вышедший за все рамки, гангстерский мировой режим, давящий людей, которые ему не по душе, изобретая для этого самые фантастические, лживые, непонятные поводы — на самом деле, с абсолютно очевидными, грабительскими целями. Или в целях международной геополитической конкуренции, в лучшем случае (это в лучшем случае!). И он не брезгует никем. «Аль-Каида» — значит, «Аль-Каида». Вот, пошли!..
[Некогда] был Идрис [король Идрис] с его Сенусийей в Бенгази. Было крупное племя Варфалла, и был такой суфийский орден Сенусийя, который — единственный из всех суфийских орденов — соединялся с ваххабитами. В отличие от других суфиев, которые очень сильно дистанцировались от них, Сенусийя — орден, который объединялся с ваххабитами (тоже не как сахар, а, скорее, как касторка). Но сейчас уже племя Варфалла восстало против «Аль-Каиды», и его давят катарские танки и другие международные силы, просто наматывают мясо на гусеницы, в том самом Бенгази, про который говорилось, что он-то будет точкой мира и триумфа операции этих оккупационных войск… прошу прощения, «гуманитарных сил»… прошу прощения, «повстанцев». Теперь уже и там раздрай. Значит, уже нет Варфаллы. Нет Сенусийи. Нет Идриса — он уже откинут на второй план.
Только «Аль-Каида»!..
Она и американцы.
Она и европейцы.
Она и «свободолюбивый Запад».
И это с такой наглостью показано, с такой силой брошен этот вызов миру, что Гитлер отдыхает.
Теперь, как там всё будет развиваться.
Мы должны понять моральную, экзистенциальную цену происходящего. Каддафи — это последний рыцарь мира, последний герой мира, он последний очаг вот такого сопротивления.
Маленькая страна, очень маленькая, слабая, без регулярной, по сути, армии. Потому что Каддафи слишком много раздал так называемым гражданским силам — децентрализовал, по сути, армию и подменил её силами самообороны в регионах. Не знаю — правильно он сделал это или нет? Может быть, и правильно, потому что так какое-то сопротивление идёт, а в противном случае всю эту армию перекупили бы и слили. В Египте вот была армия, а толку… Неважно… Это маленькая страна с маленькими вооружёнными силами, без поддержки со стороны кого бы то ни было — ни одна крупная держава мира не поддержала Ливию всерьёз, она одна ведёт бой со всем миром…
Бедуины смотрят на то, как летают самолёты над ними, — дьявольские изобретения XXIвека, тяжёлые бомбардировщики — и говорят: «Ну, смотри, смотри!.. Ты ещё не знаешь, что я, на верблюде, с тобой сделаю! Ты только посмей вмешаться в наши внутренние дела!». И это не пустые слова.
Почему?
А потому что это — не человечество потребления. Это не человечество, которое я увидел… Для меня сербские братья и вообще Югославия — это самое дорогое впечатление конца 80-х годов, но уже тогда я увидел изъян, фундаментальный изъян — хорошо жили… Уже такое потребительское общество: кава, джюс, магазины, прогулки… Западная жизнь.
Когда такая жизнь начинается, можно сказать людям: «Мы вбомбим вас в средневековье» — и люди настороженно начнут думать: «А стоит ли туда вбамбливаться?» Потом их добьют, но вначале у них есть соблазн каким-то образом уклониться от подобной схватки.
А у бедуина этого соблазна нет, потому что бедуин — воин. Он воин. И для него погибнуть с оружием в руках — это самый сладкий конец жизненной истории. И они будут воевать.
А теперь посмотрим, как будут развиваться события в самом худшем случае.
Предположим, они возьмут Триполи… С какого-то момента самолёты должны будут перестать бомбить, — они не могут бомбить вечно, правильно?
«Аль-Каида» — их, я думаю, человек 900, вряд ли больше. И всё остальное отребье, которое они соберут, — это тысячи две-три.
Если Каддафи сохраняет живую силу и уходит из Триполи куда-нибудь в сопредельные государства, в какие-нибудь джунгли, в какие-нибудь края, где он может отсидеться, то через какое-то время самолёты должны перестать бомбить. Как они могут бомбить вечно?
Как только они перестают бомбить и очевидных оккупационных войск нет — он выходит оттуда, где он находится, и просто беспощадно расправляется с тем отребьем, которое устроило всё это, прикрываясь американцами и европейцами. Он в своём праве, и это все понимают.
