— Посмотри вокруг, моя дорогая, — шептал он настойчиво, — все это ради тебя. Не забывай, кто тебя сделал, Лана. Хорошенько подумай, прежде чем все это бросить.
Она не могла не почувствовать злости в его голосе.
* * *
Кэссиди Турмейн была принцессой.
Мама окунула ее первые туфельки в серебро, и они сохранились, вместе с серебряными ложками, чашечкой и погремушкой они стояли на полочке в ее светлой спальне.
В самых первых воспоминаниях остались кружевные платья, в которые наряжали ее на дни рождения. Она с друзьями каталась на карусели, что стояла рядом с теннисными кортами, а родители выпивали и заключали сделки у бассейна. На Рождество ей дарили красивых фарфоровых кукол и мягких игрушечных зверей в натуральную величину. Когда ей исполнилось четыре годика, Кэссиди поняла, что, стоит ей захныкать, сразу же кто-нибудь бросится ее успокаивать.
А какой счастливой она была, когда папа катал ее на спине и рассказывал всему миру о своей прекрасной принцессе. Он так часто называл ее «писаной красавицей», что иногда ей приходилось краснеть. «Зарумянилась», — говорила тогда Нэнни Рей.
Папа даже превратил дом в надежный волшебный замок, специально для нее и мамочки. Он нанял охранников, повсюду установил фонари и сигнализацию. Он говорил, что это ради их безопасности.
И каждый вечер перед сном он укрывал ее теплым светлым одеялом с кружевами. Засыпая, она чувствовала на себе его взгляд и видела только счастливые сны — о волшебницах, сказочных пони и дворцах, полных леденцов и белых роз. Иногда среди ночи она просыпаюсь, а папа сидел у ее кроватки и любовался ею. Если она спрашивала его, что он делает, он отвечал: «О, просто смотрю на моего маленького ангелочка». Потом он пел ей любимую песенку, классическую песню Леона Рассела: «Давным-давно в стране далекой я полюбил тебя…». Папочка говорил, что эту же песенку он пел маме, когда они повстречались.
Это была сказочная жизнь Кэссиди, и никто не сможет разрушить ее, пока папочка будет рядом.
* * *
Сегодня Кэссиди была слишком возбуждена, чтобы спать.
Услышав, что мама наконец вышла из комнаты и спустилась по лестнице, Кэссиди тихонько закрыла дверь спальни и на цыпочках пошла по паркету к кровати. Она откинула одеяло, забралась в постель и сразу оказалась в мягкой теплоте.
Внизу играла музыка, слышались смех и разговоры, до нее долетал тонкий запах сигарет и сигар.
Кэссиди всегда было трудно заснуть во время пышных приемов, которые устраивали родители. Но волновалась она не из-за шума гостей. Часто девочка пробиралась в свое тайное укрытие — за спальней в холле, наверху лестницы. Оттуда она могла видеть все до мелочей — наряды женщин, платья, туфли, особые сумочки (Нэнни Рей называла их футлярами), а еще ей нравилось разглядывать людей, на которых были самые яркие украшения. Этих женщин всегда сопровождали мужчины, которых Кэссиди видела по телевизору или в кино — старые и молодые, высокие и низкие, толстые и не очень. Они выглядели так же величественно, как их дамы.
Для Кэссиди самым приятным в тайном подсматривании было то, что она могла сравнить и убедиться, что ее мамочка — самая красивая, как бы ни были хороши другие женщины. Ей нравилось смотреть, как Лана спускалась по лестнице, нарядная и красивая, как принцессы из сказок, что читала ей каждый вечер Нэнни Рей.
«Сегодня мамочка очень красивая», — подумала она и обрадовалась, потому что в последнее время мама была такая грустная. Кэссиди догадывалась, что отношения между папой и мамой совсем испортились. Казалось, их ссоры становились все громче и злее, это повторялось изо дня в день. Гнев отца, его громкий голос, в котором слышалась угроза, звук разбитого стекла, — все это разрушило мечты Кэссиди. Теперь она подолгу не спала, ожидая, когда буря разразится снова.
Но сегодня все будет иначе. Кэссиди уверена. Не будет ни криков, ни битого стекла, ни рыданий. Сегодня особенный прием в честь ее мамочки! Папа задумал именно так. Он ей об этом сказал.
«Мама опять будет самой красивой», — подумала Кэссиди, натягивая одело до самого подбородка. Легкая улыбка скользнула по ее губам, она закрыла глаза и радостно вздохнула.
