— Ну вот паренек себя и показал, — вздохнул Дуган. — Я так и знал, что рано или поздно… На этих желторотых нельзя положиться в трудную минуту — в Мировой серии от них толку мало. Вот ваш Конли и…
— Да заткнись ты! — рявкнул Пайн. — Да, мы продули из-за того, что он перебросил мяч, но кто виноват, что до этого вообще дошло? Кто чуть не вышиб мне мозги, когда я уже готов был поймать мяч Диллона? Ты-то уж помолчал бы…
— И все равно Конли не должен был перебрасывать тот мяч! — вмешался Солли, — Если б он не потерял голову, то вполне мог бы остановить Брэднера, времени бы хватило. Этот его дурацкий бросок может стоить нам всей серии: теперь-то уж «Гризли» будут стоять насмерть! Ах, черт! Продуть такую игру!
И мы заочно изругали Конли на чем свет стоит, хотя, впрочем, Дугану Эдди Пайн не дал больше и рта открыть. Мы понимали, что это не подарок — снова встречаться с клубом, который два раза подряд вздул нас с таким треском. Нам нужен был козел отпущения, и мы, конечно, выбрали Конли. И вся его хорошая игра была как бы не в счет. Когда по твоей вине проигран матч, то обо всем прочем забывают. Пусть ты девять раз спасал команду, показывал чудеса, но если ты совершил роковую ошибку — все, ты уже сукин сын, и только.
В отеле мы переоделись и собрались в холле. Конли с нами не было, не было и Хаски Мэтьюза, что жил с ним в одном номере. Мы уселись кружком и, надвинув шляпы на лоб, цедили сквозь зубы всякое насчет этого паршивца Конли. Открылся лифт, и оттуда вышел Хаски Мэтьюз. Несколько минут он слушал наш негодующий хор, и на лице у него было странное выражение. Джо Дуган высказывался особенно откровенно, и Мэтьюз вдруг оборвал его резко и зло:
— Говоришь, Конли сдрейфил? Вы-то все, конечно, ребята боевые, вы ни разу не ударили в грязь лицом!.. Не поленитесь, зайдите в наш номер — взгляните, что у этого парня с ногой. А ведь он играл целый день! Сдрейфил!.. Он, конечно, малость упрям, это верно, но я мозги вышибу всякому, кто скажет, что Конли сдрейфил!
Все замолкли: вид у Хаски и впрямь был воинственный.
— Что, его сильно поранили? — спросил Солли Джонс.
— Идите посмотрите, умники! — бросил нам Мэтьюз и направился в бар.
Человек шесть, я в том числе, поднялись наверх. В четыреста двадцать втором, у открытого окна, Эбселом хлопотал над ногой Конли. Старик негр едва не плакал.
— Ну что ж ты молчал?! — причитал Эбселом, — Твоей ногой сразу надо было заняться! Хочешь навсегда остаться калекой? Что скажет мистер Пэттен, когда увидит? Ну почему ты молчал?..
— Почему молчал? — звонким голосом переспросил Конли. — А кого поставить на мое место? Ведь никто бы не смог меня заменить! А если б я показал ногу Пэттену, он бы велел мне уйти с поля, ты же его знаешь! А я не мог уйти! Нужно было терпеть и выложиться до конца. Когда я прыгнул за тем мячом, боль стала адской и все словно кругом пошло. А уж бросать пришлось не глядя я же просто ослеп от боли!
— Ничего, паренек, ничего, — сказал Эбселом — Я бы на твоем месте не переживал. Все перебрасывают мяч, даже с лучшими игроками это случается. Но не у всех бывает такая причина, да у многих и пороху не хватило бы играть семь иннингов с такой раной на ноге. Уж это я вам точно говорю!
— Но ведь я виноват, что мы проиграли! Я! А каково теперь ребятам! Пусть у меня с ними не все ладно, но мне легче дать отрезать эту самую ногу, чем услышать, как они скажут, что из-за меня… И ведь завтра я не смогу играть и…
Затем донеслись звуки, которые заставили меня отойти прочь от этой двери. Мы вернулись к лифту, и Солли Джонс взял командование на себя.
— Хайнс, — сказал Солли, — дуй вниз и приведи сюда всю команду — всех до одного. Можешь рассказать им, что мы слышали. Со всем этим надо разобраться сию же минуту.
Может, Конли и не захотел бы нас пустить. Но мы, не спросившись, открыли дверь и вошли. Конли сидел на кровати, опустив ногу в таз с теплой водой, а Эбселом, стоя на коленях, обрабатывал самую страшную рану от шипов, какую я только видел. И не хотелось бы мне еще раз увидеть такую рану. Она была рваная, дюймов пять длиной и глубокая — до кости. Я-то знаю, что такое шипы, и от этого зрелища меня передернуло.
