Моисеев побежал к телефону-автомату. Набрал номер.
— Алло, Володя, слушай внимательно! Мужик наш с бумагами умер. Документы завтра уже могут быть в ОБЭПе. Мне на твоих “подельников” наплевать, но я не хочу, чтобы у тебя из-за них были неприятности. Поэтому давай подсуетись. Сам знаешь, что делать.
— Ты ему деньги успел отдать или нет? — спросил Владимир Генрихович.
— Не успел. “Быки” опередили.
— Слава богу, — вздохнула трубка. — А то пропали бы деньги.
— Ну, ты и сквалыга! — рассмеялся Сергей. Он повесил трубку и оглянулся. Старуха все также сидела в кресле, рядом с ней капитан что-то записывал. Моисееву показалось, что старуха на него смотрит. Он отвернулся и торопливо пошел по улице.
“Девятка” подкатила к тротуару. “Бык” оглянулся на своего напарника на заднем сидении. Тот лежал на боку с закрытыми глазами. Пол и сиденье были залиты кровью.
— Эй, Гуня, ты как? — спросил “бык”.
Напарник не ответил. Тогда парень протянул руку, приложил два пальца к шее.
— Все, отвоевался, — вздохнул он.
Серафиму Дмитриевну трясло, и она боялась оглядывать назад.
— Что же теперь будет? — пробормотала она, срывающимся голосом. — В милицию надо…
— Угу, еще в прокуратуру скажи. Значит так, Сима, ты с нами не была, никуда не ездила. Сидела в своей бухгалтерии, кредит с дебетом считала. Поняла, нет?
Серафима Дмитриевна затравленно кивнула.
— Бумаги я лично Евгению Викторовичу отдам, — парень взял у нее документы, — а то ты их в таком состоянии еще раз профукаешь. Видишь, какой с твой бухгалтерией геморрой!
— Как же я без бумаг? — испуганно спросила Серафима Дмитриевна.
— Иди давай, — сказал парень. — Лучше всего — домой. Выпей водки, расслабься. Трахнись с кем-нибудь. В общем, забудь обо всем. А я тут как-нибудь без тебя “разрулюсь”. Надо Гуню похоронить.
— Да-да, — кивнула Серафима Дмитриевна, вылезая из машины. — Забуду. Постараюсь забыть.
Она пошла по улице, втянув голову в плечи. Ей было очень плохо, тошнота подступала к горлу. Серафима Дмитриевна плохо соображала, где она и куда идет.
“Бык” из машины наблюдал за ней.
— Вот ведь паскуда, да! — обратился он к умершему напарнику. — Все беды, Гуня, из-за баб, согласись.
Заместителю директора супермаркета Евгению Викторовичу спалось обычно плохо. Его не мучили угрызения совести, бессонница или комары, которые залетали из близлежащего парка. Против комаров у зама был “Фумитокс”, против бессонницы — таблетки, против угрызений совести -утешительная фраза: “Все воруют, и ничего…” Спал он плохо, потому что просто отвык от той спокойной жизни, которой живет большая часть работающего населения Москвы и ближнего Подмосковья: звонок будильника, утренний кофе, езда в переполненном транспорте или в машине по забитым дорогам, нормированный рабочий день, а если и ненормированный, то все равно — день, кофе в офисе или бутылка водки на стремянке, перерыв на обед, нетерпеливое ожидание конца рабочего дня, часы, стрелки которых, кажется, замерли на одном месте, поход по магазинам, дети, внуки, мужья, сериалы, разговоры, похмелье… Как он им завидовал, как хотел жить другой, счастливой, жизнью беспечного человека, знающего, что в начале или конце месяца на его стол ляжет конверт с деньгами! Человека, которому не надо принимать ответственные решения, потому что за тебя их уже приняли другие. Человека, в чьей голове не вертятся бесконечные вереницы цифр и названий ассортиментного перечня, не нужных ни уму ни сердцу. Может, эта самая черная зависть и не давала ему спать спокойно? Еще лет пять назад был он абсолютно счастливым человеком, потому что работал на оптовом складе, который закрывался в семь, и редко — в восемь, если очень много машин под загрузку. Закрыл, опечатал, сдал под охрану и гуляй себе смело, как белый человек. Как говорится, не корысти ради… Но жажда обеспеченной, сытой жизни, желание личного рая на Земле заманчивей счастливого спокойствия человека, за которого все решили. Какой он, этот рай? Большая квартира, наполненная вещами, обеспечивающими полный комфорт, большая дача, наполненная вещами, обеспечивающими…, большая машина… На определенном этапе занятий бизнесом всегда появляется естественное желание превратить маленькое в большое, расширить границы жизненного пространства до размеров, которые теперь тебе кажутся естественными, увеличить ареал, пометить территорию… Беспечное спокойствие полуазиата исчезает, суетливое европейское сознание входит в тебя, как нож в масло, потому что ты к этому изначально готов — слишком много вокруг соблазнов, и кайф от того, что можешь позволить себе то, чего не могут другие, больше кайфа от выпитой под настроение бутылки.
