– Вы имеете в виду «Гриджио»? В Лондоне они уже появились, – меня затошнило, – и… вам повезло, мы только что ее получили. Цена? Подождите минуточку. Я проверю.
Меня сейчас вырвет. Лучше сесть, но я уже сижу, хорошо бы стакан воды.
– Так вот, она стоит…
Я едва слышу, что говорит девушка. Нет, напротив – очень хорошо слышу. Сумочка стоит ровно половину суммы, которая фигурирует в остатке на счете. Трубка утопает в слезах, от них у меня закладывает уши. Значит, куплено две сумочки. Это в высшей степени смешно. Я опять вспоминаю сон. Снова женщина. Не вижу ее черт, но чувствую присутствие. У меня ком в горле и ужасно тошнит.
– Алло, Майя.
– Клео? У тебя странный голос.
– Марк… сумочка… две…
– Этот серый кошмар, с которым ты последнее время таскаешься? Она похожа на сумку почтальона. Марк, что, подарил тебе вторую такую же? В магазине распродажа? Две по цене одной?
Словесный поток подруги обрушился на меня сразу, как только она подняла трубку. Невозможно вставить слово.
– Клео! Ну, рассказывай, ты выиграла другую сумочку, поэтому у нас такой голосок? – Нужно ответить. У меня нет слов. С чего начать? Она продолжает: – Сумочка действительно ужасна. Но, знаешь, ты можешь всучить ее своей матери на день рождения. У мужиков иногда бывает такой мерзкий вкус…
– Майя, послушай, пожалуйста. Я уверена, что ничего не случилось, не стоит волноваться, но… Муж вернулся и подарил мне сумочку, а судя по распечатке расходов на нашей кредитной карточке, их куплено две. То есть вторую он подарил кому– то другому.
– Или заодно присмотрел для тебя подарок к Рождеству.
Как бы я хотела ей верить. Маленькая надежда, соломинка, за которую хочется зацепиться. Но дует ветер. И я продолжаю падать.
– Да, конечно! Это не похоже на Марка. Скажи… Ты находишься совсем рядом… Не могла бы ты забежать в магазин и посмотреть, за сколько… они их продают. Я уверена, что ничего не произошло, но…
– Девочка моя, перестань накручивать себя. Определенно существует какое– нибудь объяснение. Подумай, твой парень не дурак. Если бы он делал что– то у тебя за спиной, это не могло быть так явно.
Если только он не хочет, чтобы я узнала. Возможно, это неосознанное желание.
– Хорошо. Я иду в магазин и перезвоню тебе. Но по– моему…
– Если только он не хочет, чтобы я ушла или выгнала его, и не может это высказать…
– Он не такой дурак!
Не дурак, нет. Но коварен. Манипулятор. Мерзавец. Если бы он был хоть немного мне отвратителен!
Майя не перезвонила. Она никогда не перезванивает. Не перезвонит, потому что все знает. Подождет немного, пока я немного не успокоюсь, а потом примется меня утешать всеми ей доступными способами: предложит крем от синяков под глазами и шоколад для души и сердца. Ее мобильник будет круглосуточно включен, чтобы я могла позвонить, когда потребуется, но она не приедет, во всяком случае не сразу. Не по собственной инициативе. Майя из тех, кто уверен, что боль нужно пережить, а потом уже поверять ее другим, и вот уже нет слез – резервуар пуст. Это может занять какое– то время, но однажды утром просыпаешься и переключаешься на другое.
Я тоже знаю правду. Или скорее, у меня есть способ ее узнать. Я нашла чек. В конверте, тщательно припрятанный. Правда, я еще его не видела. Много раз протягивала дрожащую руку к конверту, но в ушах так гудело, что приходилось оставить попытку. Трудно дышать. Даже стаканы ледяной воды не способны облегчить жжение, которое то слабо, то очень остро терзает меня. Хочется все рвать, бросать, очистить от всего этот стол, на котором разыгрывается вся моя жизнь, или то, что я считала своей жизнью. Устроить погром и сделать вид, что ничего не произошло. Ничего не случилось. Я могла и вовсе ничего не узнать. Может, так было бы лучше. Полное неведение. Слепое. Вселяющее уверенность. Заболел живот. С трудом держусь на ногах, Ну все, стоп! Я должна знать.
Конверт. Сначала потрогать. С закрытыми глазами делаю глубокий вдох. Должно быть, так дышат рожающие женщины. Странные роды мне предстоят. Готовлюсь родить неверность моего мужа. Рука на лбу. Горячий. Закалываю волосы. Жилка на шее бьется, отдавая в затылок. Готово, листок у меня. Я вынула чертову бумажку из ее убежища. Закрываю глаза. Ну, давай… Не могу прочитать, слова расплываются. Мне больно. Вдох. Выдох. Воздуха не хватает, в глазах темнеет. Силюсь сконцентрироваться на буквах, они слагаются в слова и бьют меня по лицу со страшной силой. Сердце колотится как сумасшедшее, словно хочет убежать, вырваться из моего тела, не способного вызвать любовь, внимание, уважение. Душа болит, я чувствую себя грязной, униженной. Я, как закупоренный сосуд, кажется, сейчас взорвусь. Слезы отвращения пробивают себе дорогу сквозь веки, наконец вырываются, и это почти облегчение. Клейкая прозрачная жидкость течет из носа, и что– то горячее между ног. Начались месячные. Это во мне взбунтовалась женщина. Пошатываясь, бреду в ванную. Пошло все к черту! Растягиваюсь на плиточном полу. До того, как потерять сознание, представляю себя умирающей.
