Сначала не было денег. Потом – времени, к тому же работа… Ни должной обеспеченности, ни желания. Хотя я умоляла его позволить мне стать матерью, единственный только раз, но он остался непреклонен: «Ты представляешь, детка, что между нами будет ребенок, постоянно и навсегда? Хочешь разрушить наш единый союз? Я слишком люблю тебя, чтобы с кем– то делить…» Любовь? Или эгоизм? Трусость? Боязнь остаться в тени? Вдруг стало очень душно. Я задыхаюсь. Марк что– то бормочет сквозь зубы. Натягиваю одеяло ему на плечи и иду на кухню. Окно. Стакан. Воды? Нет, конечно, алкоголя. Он обжигает. Не доставляет мне удовольствия. Но стирает. Удаляет. Растворяет. Соблазн. Сомнение. Дети, сейчас? Нет, конечно, нет! Поздно, слишком поздно.
– Марк испытывает чувство вины, – говорит мне Майя, к которой я забежала во второй половине дня на аперитив. – Ему плохо, и он хочет, чтобы ты его поддержала. В то же время он заглаживает вину, преподнося тебе подарок. Покупает твое прощение и заодно успокаивает себя. Дар искупает поступок. А самое ужасное в этой истории – что ни единого слова не было сказано! Меня удивляет другое: что он хочет ребенка. Именно сейчас.
– Он впервые об этом заговорил.
– Знаю.
Смотрит на меня с нежностью. Понимает, что это тяжелая тема. Будто пытается оценить, насколько она может быть откровенна со мной. Мои глаза умоляют: «Не переборщи, Майя. Я не знаю, смогу ли выдержать!» И все же она продолжает рассуждать:
– Или им движет деструктивное желание…
Я заказываю еще стаканчик. Ничего не понимаю.
– …разрушить твою соблазнительность. Представляешь себя с двадцатью лишними килограммами? – Она– то представляет, догадываюсь по ее улыбке. Потом задумчиво перечисляет: – Задержка в твоей карьере, раз, нервы, два, обмороки, одышка, храп…
Жуткий перечень. И ритм. Невыносимо. Поднимаю руку, словно стараюсь отразить атаку нападающих на меня слов.
– Прекрати, Майя, ты – ведьма! К чему ты клонишь?
Бросает взгляд, чтобы убедиться, смогу ли я это выдержать. С осторожностью выбирает выражения.
– Малейшее изменение твоего облика, морального и физического, даст Марку, если учесть эмоциональное состояние, в котором он, судя по всему пребывает сейчас, основание ходить на сторону. Тот факт, что он именно сейчас захотел ребенка, возможно, не так уж безобиден: может, ему нужно теперь видеть в тебе скорее мать, чем любовницу.
– Но я не беременна!
– Знаю. Но он, может быть, я подчеркиваю – может быть, предвосхищая события, ищет своим действиям оправдание на будущее.
Слова Майи меня уязвляют. По животу разливается боль. Не с таким брюхом создавать семью. Виски ударяет в голову. Новый приступ боли. Сигарету мне! Обжигаю пальцы. Сквозь туман доносится голос:
– Клео! Все нормально?
Чьи– то руки крепко хватают меня под мышки и кладут на пол. Теплый комочек сворачивается клубком на моем плече, мурлыкая.
– Брысь отсюда! Кошка, ты что, не видишь – она больна!
Закрываю глаза. Я бы хотела ответить, что вовсе не больна. В физическом смысле. Но не могу открыть рта. Мой язык огромен и порист, словно губка. Подо мной ходит пол, – похоже, я здорово пьяна. Тем лучше. Я могу зацепиться за это знакомое ощущение, чтобы совсем не отдать концы.
В своем бесчувствии я, однако, слышу шепот:
– Марк… твоя жена… проблема… вести машину… в таком состоянии…
Телефонный звонок. Чуть позже вокруг меня начинается суета. Пытаюсь открыть глаза, но веки такие тяжелые… Слышатся обрывки фраз, на этот раз совсем рядом:
– Думаешь, беременна? Говоришь, похожие симптомы?
Тишина. Шаги. Звук закрывающейся двери. Кошка воспользовалась моментом и снова ластится ко мне.
– Что? Интрижка?
– …изменяешь…
– Черт знает что! Да она…
– …сумочка…
Голоса становятся громче. Сумочка? Действительно ли я слышала слово «сумочка»? О нет! Лишь бы Майя не рассказала о нашем разговоре! Уже совсем очнувшись, пытаюсь встать и натыкаюсь на угол журнального столика. Со злобой смотрю на проклятый столик, глаза наполняются слезами – это было ужасно больно, оказывается, даже вещи могут прийти в ярость! – а также бессилием: там, за этой дверью, лучшая подруга вываливает все моему мужу с характерной для нее тактичностью. То есть с полным ее отсутствием.
