— Чудной ты, боярин, — сказал он, — живёшь среди русского народа, а не видишь нагайки над собственной спиной. Ты ведь знаешь, что покойный князь Витовт вместе с королём уничтожили все сильные княжества на востоке.
— Да.
— А для чего? Чтобы раздать земли всякой мелкоте, Воловичам и Ходкевичам на Киевщине, Сапегам или Зиновьевичам в Смоленщине, Боговитиным в Бресте, Илиничам в Могилёве, Хребтовичам, Нимировичам и многим другим. И всё в награду за то, что поддерживали панов, короля, великого князя, а не стремились к самостоятельности. От короля к ним текут милости, деньги, земля, привилеи, а в независимом государстве они стали бы холопствующими боярами разных там Острожских, Четвертинских, Несвижских, Друцких, Соколинских, Пронских, Жилинских, Збаражских, Вишневецких, Порытсккх, Носов, Гольшанских, Слуцких, Чарторыйских, Корецких, Заславских и прочих княжьих родов. Те паны вроде удравшего на запад Скобенки, а ты вроде тех князей. Теперь, надеюсь, ты уже…
— Ага, теперь я понял, — сказал Андрийко и с недоумением поглядел на товарища. Однако как ни удивился Андрийко, но в сердце закрался страх, даже отвращение к Сташко, отвращение, которое чувствует каждый человек при виде змеи или прокажённого. И Андрийко невольно отдалился от приятеля и увлёкся рыцарскими упражнениями под руководством самого Юрши, либо его старого мечника Саввы. Сташко попытался было вступить с ним в единоборство, однако тут же выяснилось, что Андрийко справился бы с десятком таких, как Сташко. Необычайная сила молодого боярича проявилась тут на людях впервые. Он объезжал на ристалище лошадей, упражнялся в метании ратища, в поединке копьями, длинными и короткими мечами, топорами и стрельбе из лука. Мускулы Андрийки, казалось, только и ждали умелого руководства, стали наливаться, твердеть, превращаться в стальные. Необычайной красоты доспехи воронёной стали, которые покойный боярин Юрша получил в дар от австрийского герцога Леопольда, слишком для Андрийки просторные при отъезде из Руды, теперь становились впору. В стальных латах было трудно двигаться, но старый Савва научил юношу, как нужно с ними обращаться. Перво-наперво он надел на него шлем с наличником, а когда тот привык к этой тяжести, Савва прибавил ещё нашейник, потом нагрудник и наплечники. Через месяц, в начале января, Андрийко стал надевать и верхние доспехи, наголенники и набрюшник и учился защищаться тяжёлым кованым щитом. Юноша-богатырь надевал полное вооружение и не снимал его целыми днями. Его свежее, румяное, словно девичье, лицо осунулось, но тем яснее проступили полные достоинства и даже суровости черты рода Юршей.
Кроме того, у Андрийки появилось и другое занятие.
Монах Ерофей, обычно писавший воеводе грамоты, возвращаясь вечером в сочельник из города домой, посколъзнулся на мосту и покалечил себе руки — правую сломал, а левую вывихнул. И хотя старый Савва и был опытным костоправом, осмотрев больного, он только покачал головой.
— Ты, брат, хоть и выздоровеешь, — сказал он, — но грамоты не напишешь, потому что не удержишь в руке ни чаши, ни пера.
А в ту пору приходилось посылать много писем и грамот, и воеводе доставило это немало хлопот. Грамотных людей, правда, было не так уже мало, на Руси каждый поп, дьяк, да и большинство бояр умели читать. Многие кое-как могли подписать своё имя или переписать из книги молитву. Но мало кто знал грамоту настолько, чтобы толково и ясно выразить в письменной форме свою мысль, или написать под диктовку, или хотя бы даже с образца. В том числе и сам Юрша, потому целых два дня он повсюду разыскивал писаря для своей канцелярии. В городе нашлись бы, конечно, грамотные чужестранцы, готовые послужить воеводе, но как можно было поверить им тайны. И вот недавно учившийся Андрийко взял в руку перо и после нескольких попыток написал вполне понятно и чётко письмо великому князю о восстании мужиков в Ратновской волости. Воевода остался доволен своим помощником. А новый писарь знакомился с многими людьми, с их делами, учился оценивать события, словом, созревал с каждым днём.
А Сташко, с тех пор как Андрийко стал писарем воеводы, всё чаще и чаще появлялся на ристалище и даже сам брался за копьё или лук. Лучник он был хороший, но сравниться с Андрийкой не мог. Однако паж не скупился на похвалы и рассказывал сопернику, как восторгается его силой и ловкостью старостиха, якобы не раз наблюдавшая за их поединками из окон своих покоев. Андрийко не обращал особого внимания на эти похвалы, но всё-таки они способствовали сближению юношей. Как-то Сташко попросил товарища научить его боевым приёмам, с тем что он научит его рыцарским обычаям и манерам. И с той поры они встречались каждый день.
