— Стреляй! — крикнул боярин.
И снова запели стрелы…
Лава всадников отхлынула и скатилась вниз на дно балки. Там на снегу лежали раненые, которых слуги успели вытащить из-под конских копыт. Стоны, стенания, проклятья наполняли окрестность. Тут же. чуть в стороне, их ждал, сидя на коне, пан Заремба. Впрочем, никто из рыцарей не помышлял о бегстве. Произошло невиданное и неслыханное событие. Невооружённое, голорукое, богом и людьми забытое холопство осмелилось чинить отпор владетелям мира и державы — рыцарям и, что самое страшное, победить их! Глухая злоба помутила умы и ослепила глаза перед опасностью. Никому не пришло в голову заподозрить, что «хамы» рассчитывают не только на болото и заросли кустарника, но и опираются на вторую линию копейщиков и бердышников. После того как перевязали наспех раненых, паи Заремба отдал приказ конным слугам объехать толпу холопов сзади, а сам возглавил тяжело вооружённых рыцарей, чтобы повести их снова в атаку.
— Панове и братья, — сказал он, — приложите все силы, чтобы ни один хам не ушёл из ваших рук. И помните, если мы жестоко не покараем тех, кто сжёг и вырезал Ныжанковичи и Корманичи, восстанет вся Перемышлевщина!
Злоба и упорство, уступившие было место тревоге, вернулись в сердца шляхтичей. Одни владели усадьбами в Перемышленских землях, и от подавления бунта зависела их будущность; другие возлагали надежды на получение наделов в восточных землях, вот почему ни один голос не возразил кастеляну. И всё-таки рыцарство двинулось без первоначального воодушевления, а их пахолки в глубоком молчании наблюдали, как наконец рыцарские копья столкнутся с холопским «ежом».
Когда это произошло, двинулись и они, и въехали в придорожные кусты и камыши.
И вдруг обочины дороги словно ожили. Со всех сторон понеслись дикие крики, полетела туча стрел, камней и ратищ, и в тот же миг из-за каждого дерева, куста, камня высыпали вооружённые длинными косами пехотинцы и с необычайной отвагой и ожесточением набросились на четыре сотни всадников. Лошади точно взбесились, и всадники в наступившей сумятице не смогли ни совладать с обезумевшими животными, ни обороняться. А острые косы вспарывали лошадям животы, срезали головы с плеч людям, отсекали руки и ноги. Стоны, вопли, крики, мольбы о пощаде, проклятья смешались со свистом кос и рёвом нападающих. Страх овладел пахолками, и после получасовой тщетной борьбы они поняли, что нет никакой возможности пробиться через заросли и замёрзшее сверху болото в тыл головного отряда боярина.
Та часть, которую мужики не успели ещё порубить косами, повернула на дорогу и столкнулась с рыцарями, которые, налетев на копья «ежа», снова отступили.
Однако и «ёж» не стоял на месте, а медленно, спокойным ровным шагом двигался вперёд, убивая всех на своём пути длинными бердышами или стрелами.
И тогда в первый и последний раз оглянулся пан каштелян…
Но что это?.. Перемышленскую дорогу, по которой он недавно проехал с рыцарями, затопила такая же серая орава проклятых «хамов» и перегородила им путь… И эта орава тоже шла спокойным шагом вперёд, словно вышколенные на войсковых учениях кнехты немецкого ордена. Шла не торопясь, уверенно, без возгласов и криков, а из её густых рядов сыпались стрелы. Шляхтичи окаменели от неожиданности, а каштелян опустил руку с мечом.
«Идёт смерть!» — подумал он, понимая, что его рать ждёт неминуемая гибель.
И в это мгновение толпа конных пахолков-ратников врезалась в отступающую лаву рыцарей, сея страх и неразбериху. Одни соскакивали с лошадей и, покинув товарищей, кидались в лес, но их тут же у всех на глазах убивали лучники или селяне с косами и рогатинами. Те, кто покинул товарищей, погибли. И никто уже потом не пытался искать спасения в бегстве. Но вот обе толпы мужиков сошлись вплотную с растерявшимися и перепуганными шляхтичами. С обеих сторон заработали, точно секиры дровосеков в густом бору, тяжёлые топоры бердышников и одновременно зазвучала мужицкая песня, она крепла и постепенно переходила в громоподобный гимн воинства небесных ангелов, побивающих огненными мечами силы дьявола.
